Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

В течение трёх десятилетий, с начала сороковых годов XIX века, в столице работал Карл Кордес, также серебряных дел мастер русского цеха. По всей вероятности, он был сыном Александра Кордеса. Деньги позволили молодому серебрянику, женившемуся на Густаве Хольмберг, уже в 1849 году приобрести собственную мастерскую, разместившуюся в пассаже на Невском проспекте, она ещё существовала в 1870 году.[284]

Скорее всего, именно Карл Кордес был тем самым таинственным мастером, который оставил своё клеймо-именник «КК» на великолепной золотой солонке, сделанной в ателье Иоганна-Вильгельма Кейбеля[285] и преподнесённой петербургским купечеством 18 апреля 1841 года.[286] Во всяком случае, в перечне петербургских мастеров нет какого-либо другого ремесленника, кто также имел бы подобный именник в этом году.

Согласно русскому обычаю, наполненные солью солонки вместе с хлебом преподносили на красивом блюде монархам при коронационных торжествах, при «Высочайших» посещениях губернских городов или учреждений. Эту же солонку же преподнесло петербургское купечество 18 апреля 1841 года. В данном случае купцы постарались своим подношением отметить приятное для императорской семьи и всех верноподданных событие: бракосочетание престолонаследника.

Рисунок для солонки и блюда заказали прославленному художнику графу Фёдору Петровичу Толстому (1783–1873). Карьера его складывалась удивительно. Молодой гардемарин, с детства любивший рисовать, ещё учась в Морском корпусе, всё свободное время «проводил с карандашом или кистью в руках».[287] Он настолько удачно, «с помощью ножичка и булавки» скопировал из воска портрет Наполеона и бронзовую медаль, что офицеру посоветовали пойти в медальерный класс, где он познакомился с Иваном Анфимовичем Шиловым и перенял у будущего академика профессиональные навыки лепки из воска с натуры, а также попробовал в первую же неделю резать по стали. Профессор скульптуры Иван Прокофьевич Прокофьев настолько удивился деловой сноровке моряка, что спросил: «Скажите, как вы хотите учиться художеству – основательно, как художник, или, как все ваши братья-дворянчики, только для забавы?» От сих слов, как писал сам Фёдор Петрович, «я почувствовал настоящее призвание, и что в нём я могу по моему всегдашнему желанию быть обязанным самому себе и отвергнуть всякие покровительства и протекции, и с этих пор я решился посвятить себя в художники».[288]

Серьёзная учёба увенчалась успехом. Однажды Александр I, залюбовавшись искусными работами Фёдора Толстого из воска, среди похвал присутствующему автору произнёс: «Я обещал перевести вас в Кавалергардский полк, но так как у меня много кавалергардских офицеров, и я могу их нажаловать сколько захочу, а художников нет, то мне бы хотелось, чтобы вы при вашем таланте к художествам пошли по этой дороге».[289]

Воля государя – закон. 1 октября 1806 года появился указ об определении графа при Эрмитаже с приличным жалованьем 1500 рублей ассигнациями, что дало возможность ему вначале снять квартиру на Пантелеймоновской улице, недалеко от Летнего сада, а затем переехать на Васильевский остров, поближе к академической литейной.[290] Родные, конечно же, ворчали, что граф Фёдор Петрович занимается неблагородным делом и этим наносит бесчестие не только своей фамилии, но и всему дворянскому сословию», однако Толстой не обращал на подобные реприманды особого внимания.[291]

Большой успех ожидал художника за серию из двух десятков аллегорических медальонов, воспевающих знаменитые героические сражения 1812–1814 годов с наполеоновскими войсками. Императрицам нравились сделанные Толстым изысканные зарисовки цветов, фруктов, птичек и бабочек. При Николае I граф всё чаще обращался к проектам фонтанов и различных памятников.[292] В 1830 году Толстой, будучи уже два года вице-президентом Академии художеств, создал прелестные иллюстрации к поэме И.Ф. Богдановича «Душенька».

По рисункам и моделям Толстого создавались почти все вазы, кубки и чаши к всевозможным юбилеям. После успеха золотых блюд, подаренных столичным дворянством и купечеством на коронацию Николая I, на высокопоставленного художника посыпались заказы петербургского общества на эскизы для роскошных золотых подносов и солонок, традиционно преподносимых в день бракосочетания августейшим особам: не только некоторым сыновьям, но и всем дочерям и племянницам грозного императора.[293]

От комплекта, исполненного Вильгельмом Кейбелем и Карлом Кордесом к бракосочетанию цесаревича Александра Николаевича с принцессой Гессен-Дармштадтской, свершившемуся 18 апреля 1841 года, сохранилась лишь весящая почти 6 кг золотая массивная солонка, поддерживаемая двуглавыми орлами Российского герба и увенчанная лавровым венком (см. рис. 15 вклейки). Она поражает совершенством техники обработки как золота, так и серебра, а также виртуозной проработкой тончайших лепестков, из которых составлены изящные полураскрытые розы. Кстати, эти прелестные цветы в тяжёлых, сплетённых из них, гирляндах и лавровый венок привели к путанице. Когда триумфатор-победитель Наполеона вернулся из Парижа на родину, заботливая матушка уготовила дражайшему сыну 27 июля 1814 года приём в специально построенном в Павловске Розовом павильоне и примыкающем к нему зале, украшенном венками и гирляндами из роз – царицы цветов.[294]

Потому-то считается, что солонка подарена императору Александру I, увенчанному лаврами и осыпанному розами.[295] Но восхитительные любимицы богини любви и красоты Венеры означали женственность и очарование новобрачной Марии Александровны, а лавровый венец, украшенный зелёной эмалью, повествовал о воинских доблестях и героических наклонностях молодожёна, будущего императора Александра II.