Дочерь Божья - Льюис Пэрдью

— У нас появилась информация, что одна из западных спецслужб, разыскивающих Страсти Софии, подобралась довольно близко, — произнес Патрон. — Эта операция проводится слишком долго, чтобы остаться незамеченной. — И после паузы добавил: — Как много времени у нас займет… подчистка?

— Не слишком много, — ответил Сергеев, — склад уже почти пуст. Упаковка этих чертовых жирных кукол для отправки покупателю закончена. Две шмары внизу еще вошкаются с каменной панелью. В общем, у нас все будет полностью упаковано и загружено к завтрашнему вечеру. Останется только один чемодан без ручки… — Он кивком указал на Зоину камеру под ними.

— Да, — просто сказал Патрон. — Я понимаю, девчонка довольно привлекательная… Хорошо, — продолжал московский гость, — даже очень хорошо. Я хочу, чтобы завтра к полудню здесь уже никого и ничего не было. И никаких улик не оставлять. Завтра позвоните в консульство, чтобы за вами прислали грузовик. Проследите, чтобы вся документация была упакована и кузов опломбирован. Девчонка должна исчезнуть без следа. Мне все равно, что вы с ней перед этим сделаете. Развлекайтесь, как захочется. Считайте ее премией за хорошую работу в этом месяце.

— Какая щедрость, — ухмыльнулся Громила.

Талия и Зоя ползали на четвереньках, почти уткнувшись носом в здоровенный кусок алебастра, около четырех футов в поперечнике, испещренном, как календарь майя, элегантными рельефными знаками и надписями. Фриз лежал на полу импровизированной художественной студии в гордом одиночестве, напоминая, что пьеса подошла к финалу и скоро дадут занавес.

Утром Зоя, как обычно, шла в сопровождении тюремщиков, боясь неосторожным словом или жестом навлечь их подозрения или вызвать какие-то предчувствия у Талии и выдать свое вчерашнее откровение. Но едва фриз распаковали, все мысли и чувства Зои сосредоточились на нем.

— Это самый грандиозный шедевр, который я в жизни видела, — с благоговейным трепетом сказала Зоя.

— Ты уже сотый раз за сегодня мне это говоришь.

Зоя не ответила на колкость, целиком уйдя в изучение барельефа. То была история Бога, высеченная в камне. В центре круга автор поместил композицию Начала: Бог был представлен триединством форм — андрогинов, гермафродитов, — а в этой троице содержалась еще одна триединая сущность — отец, мать и дитя. От центра спиралью шли антропоморфные существа, которым поклонялись люди, — фигурки Великой Богини, которые по мере удаления от центра все чаще перемежались мужскими изображениями, которые быстро заполняли все графическое пространство.

— Не могу понять, на каком языке эти надписи, — задумчиво сказала Зоя.

— На арамейском, — рассеянно ответила Талия, — что позволяет датировать ее примерно тысячным годом до нашей эры или около того. По крайней мере, так утверждает ярлык… Ладно, смотри. — Талия показала на один участок резьбы. — Здесь Великая Богиня начинает делить пространство с консортом, чаще всего изображаемым ее сыном или любовником. Это происходит, когда общество обнаруживает связь между совокуплением и появлением детей. А чуть позже, — Талия передвинула палец, — вот здесь, мы уже видим равнозначность Богини и Бога. — Ее палец сдвинулся еще на пару дюймов вдоль спирали. — Все развивается очень быстро: Богиня становится меньше, пока не наступает конец истории.

Ее палец достиг конца спирали, добравшись до крупной мужской фигуры, вырезанной обособленно, у самого края, в обрамлении змей и листьев. По ободу узкой строкой шла какая-то надпись.

— Что здесь написано? — спросила Зоя.

— Яхве, — ответила Талия.

— Замечательно, — сказала Зоя, поднимаясь и потирая глаза, готовые взорваться от напряжения после долгого изучения тонких линий затейливого рисунка в камне. — Ты хочешь сказать, что изменения формы Бога отражают изменения в культуре?

— Никаких сомнений, — ответила Талия и протянула руку Зое. — Дай-ка руку, а то сама не встану.

Зоя посмотрела на эту удивительную женщину. Блестящий ученый, угодивший в ловушку отцовских неприятностей. Не раз за эти месяцы Талия жаловалась на то, что поневоле приходится его замещать. У Зои кошки на душе скребли, когда она думала, что никогда больше ее не увидит. Талия взяла ее руку, и Зоя ощутила силу, любовь — и редкое сродство душ, возникшее за долгую и напряженную совместную работу. Зоя вбирала в себя эту силу, а в последние дни через нее еще и лучше понимала дальние отголоски древних культур. Талия с беспокойством посмотрела Зое в глаза. Зоя отвела взгляд и помогла Талии подняться.

— Ты как? — спросила Талия.

— Нормально, — ответила Зоя, стараясь не смотреть на Талию.

— То есть, если хочешь поговорить…

Ощущение предстоящей разлуки нависло зловещей тенью, и Талия понимала, что для Зои разлука скорее всего означает смерть.

— Нет, — солгала Зоя. — Не хочу. — Но как же она этого хотела! Как сильно хотелось ей поделиться с Талией своим планом побега, успокоить ее. Но любая обмолвка, даже самая невинная, может пустить все ее планы насмарку. Не выдать себя будет очень сложно. Так что придется все готовить в абсолютной тайне.

— Если ты точно уверена…

— Абсолютно точно, — ответила Зоя чуть резче, нежели собиралась. Талия недоуменно нахмурилась.

Они стояли, глядя в глаза друг другу: бледная, атлетически сложенная американка и крупная импозантная и смуглокожая русская с рыжими локонами.

— Я вот что больше хочу понять, — сказала Зоя и показала на камень. — Не могли же все мужики, проснувшись как-то поутру, хором заявить: «Мы тоже участвуем в изготовлении детей, и мы сильнее, так что давайте приберем поскорее всю власть к своим рукам».

Талия наградила ее долгим недоверчивым взглядом:

— Не знаю, что за козырь ты припрятала в рукаве, и знать не хочу, но надеюсь, что Бог на твоей стороне.

— Она на моей стороне. — Зоя в очередной раз удивилась собственной вере. И попросила, кивнув на камень: — Расскажи…

— Ты права. Изменения происходили постепенно. Помнишь, человечеству понадобилось шесть — восемь тысячелетий, чтобы прийти от Богини к Яхве. Мне кажется, что Райский Сад — это период, когда маленькие поселения наших пращуров жили обособленно и по большей части не контактировали с другими поселениями. Но все это изменили женщины — и тем самым выкопали яму Великой Богине… Женщины изобрели сельское хозяйство, потому что на них висела забота о детях. Присматривая за детьми, можно придумать ткачество, окультуривание растений… на охоте этого не сделать. Так они и копались потихоньку, пока человечество не осознало, что этим можно прокормиться. Сельское хозяйство позволило увеличить семьи. Женщинам охотников-собирателей приходилось делать между рождением детей паузы в четыре-пять лет — семьи постоянно перемещались, и матери физически не могли носить большое потомство. К тому же без сельского хозяйства невозможно прокормить столько голодных ртов. А когда люди осели у возделываемой земли, мобильность перестала быть решающим фактором для выживания, и дети могли рождаться чаще… Грубая мужская сила стала приобретать все большее значение по мере того, как поселения росли и начинали соперничать друг с другом. Это эпоха, когда сельское хозяйство пошло в гору, потому что нужны были фермеры, чтобы поддерживать регулярную армию, правительственный аппарат и прочее, — охотники и собиратели не могли производить такое количество пищи. Однако у сельского хозяйства появились собственные проблемы — ему требовалось пространство, которое надо было возделывать самим и не пускать туда чужаков. Кроме того, оно вызвало демографический взрыв, ведь чем больше возделываемых полей, тем больше людей способно прокормить ваше общество, а сколько людей оно способно прокормить, столько и будет у вас нахлебников… В прошлом конфликты были редкостью, но теперь, когда настолько выросла численность, мужчинам приходилось драться друг с другом, чтобы защищать собственные дома и общины. В действительности необходимость охранять себя подтолкнула человечество к социальному развитию — от небольших коммун к сформировавшимся государствам.