Ворошилов - Николай Тимофеевич Великанов

Махно имел право на добровольную мобилизацию, на невывод бригады из Приазовья. Как символ анарходвижения махновцы сохранили свои чёрные знамёна.

Союз с махновцами восторженно приветствовался. О повстанцах Гуляйполя положительно отзывалась советская пресса. Например, «Известия Екатеринославского совета» писали, что обвинение их в бандитизме есть выдумки «полицейских чинов и правых социалистов». Они истинные борцы за свою свободу и независимость. «Известия» с похвалой отмечали их военные успехи. В «Правде» за 14 февраля 1919 года выступил со статьёй председатель Таврического ВРК и комиссар по военно-морским делам Таврической советской республики Юрий Петрович Равен, где лестно характеризовал Махно, который борется за «советскую форму правления». Батька — «любимец крестьян-повстанцев, находчивый и смелый командир, умеющий установить дисциплину, он тянется к большевикам». Подобные отзывы о Махно и его бригаде печатались и в некоторых других советских газетах.

В тот период махновцы были нужны Красной армии как выгодные союзники. Они удерживали от белых участок Южного фронта протяжённостью около 100 вёрст (от Азовского моря до Волновахи и Гришина). В марте — апреле махновская бригада выбила деникинцев из Мелитополя, Бердянска, Мариуполя, за что Махно был награждён орденом Красного Знамени. Орден ему вручил Ворошилов, специально приезжавший для этого в Гуляйполе 4 мая (приезд Ворошилова к Махно подробно описан выше в рассказе Г. А. Кузьменко).

Но так доброжелательно к анархисту Махно относились далеко не все представители высших советских кругов. Троцкий и его окружение питали к нему недоверие и нескрываемую враждебность. Они предполагали, что от Махно идёт вред: политический, экономический, военный.

Троцкий считал: рано или поздно Махно предаст революцию. Он обвинял его в антибольшевизме, в неприятии красных политических комиссаров, в организации саботажа, грабежей. Махновщину, говорил Троцкий, необходимо выметать «железной метлой».

Бригада Махно после её переподчинения Южному фронту перестала получать от командования положенные ей боеприпасы, провиант, вещевое довольствие. До этого, когда она входила в состав Украинского фронта, подобного не было. Теперь махновцы оказались вне войскового снабжения, и тогда они стали задерживать эшелоны с грузами для Красной армии. Троцкий предъявит серьёзные претензии к Махно в том, что его люди захватывали продовольствие, обмундирование, боевые припасы.

В мае махновской бригаде был отдан приказ Южного фронта начать наступление в направлении на Таганрог — Ростов. Она в тот период была слабо обеспечена патронами, снарядами и амуницией, не имела связи и поддержки соседей — 9-й дивизии и 13-й армии. В первом же столкновении в районе Гришина с частями кубанского корпуса генерала Андрея Григорьевича Шкуро потерпела поражение, вынуждена была оставить занимаемые позиции и отступать, позволив белогвардейцам прорваться в тыл Красной армии.

Этот момент стал для сторонников «железной метлы» хорошим поводом для объявления махновцев предателями.

Троцкий телеграфирует председателю СНК Украинской Республики Раковскому о необходимости начать кампанию в печати против Махно, в противном случае будущая его ликвидация не будет понята. Он указывает на то, что в прессе распространяются ложные слухи о расстреле махновцами своих коммунистов-комиссаров. И хотя политкомы махновской бригады потребовали опровергнуть их, сообщив, что со стороны махновского руководства они не терпят насилия, опровержения слухов не последовало.

Раковский принимает сторону Троцкого, но категорически против травли Махно выступает командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко. Он побывал с инспекцией в махновской бригаде и сделал вывод, что против советской власти она не выступит. Её полки «проникнуты желанием сломить контрреволюционное кулачество и офицерство». Махно допускает в бригаду комиссаров и партийную литературу. Хотя вблизи него и «вертится несколько прохвостов», сам батька и большинство его командиров ведут агитацию против антисемитизма и бандитизма; они ратуют за создание «единого революционного фронта»[149].

Такое же мнение о махновцах высказал и уполномоченный Совета обороны Л. Б. Каменев, побывавший в начале мая у махновцев.

В это время на Украине поднял восстание атаман Григорьев. Все силы были брошены на борьбу с ним, и Махно оставили в покое. Однако у руководства УССР были опасения, связанные с возможностью поддержки махновцами григорьевцев. Поэтому Махно в ультимативном порядке было рекомендовано осудить мятежников и встать против них вместе с Красной армией. Невыполнение этой рекомендации грозило объявлением их вне закона. Махно подчинился, признал Григорьева врагом революции и выделил на борьбу с ним свой Крымский полк.

Троцкий и его единомышленники решили воспользоваться подходящей ситуацией для нанесения решающего удара по Махно. В телеграмме Раковскому Троцкий предлагает «...после сокрушения главных григорьевских сил ликвидировать махновское движение. Задача сводится к тому, — писал он в телеграмме, — чтобы использовать эффект григорьевского бандитизма, собрав достаточно надёжные части, расколоть Махно[150].

26 мая на заседании Совета обороны УССР сторонники Троцкого провели решение о ликвидации Махно в ближайшее время. Было принято постановление об отправке в махновский район чекистского полка. Искоренение махновщины Совет обороны поручил К. Е. Ворошилову.

На исходе мая — в начале июня махновская бригада вела затяжные бои с деникинскими войсками, стремясь не допустить их в свой район. Конный корпус генерала Шкуро 6 июня прорвал фронт и опрокинул части 9-й советской дивизии. Не удержались и махновцы. Неся большие потери, они откатились к Гуляйполю. И опять Троцкий обрушил на них свою опалу, расценив отступление как измену, и потребовал сурово наказать их. 8 и 9 июня Махно послал несколько телеграмм Ленину и Раковскому о своём уходе с поста комбрига из-за необоснованных обвинений в заговоре и мятеже и «личной вражды Троцкого». Чтобы не произошло столкновения с Красной армией, писал он в телеграммах, им принято решение отступить с остатками бригады и этим снять с повстанцев подозрения в измене советской власти. Но ни из Москвы, ни из Киева[151] ответа на телеграммы Махно не пришло.

Зато пришёл приказ махновскому штабу явиться на станцию Гайчур (в 20 верстах от Гуляйполя) для переговоров с наркомом внутренних дел УССР Ворошиловым. В окрестностях станций Чаплино и Гайчур к тому времени сосредоточилось несколько красноармейских частей. Они не вмешивались в проходившие сражения между конницей Шкуро и отрядами Махно, занимали выжидательную позицию. Лишь к исходу 9 июня, когда налицо был крах махновцев, их выдвинули в Гуляйпольский район для борьбы как с белогвардейскими полками, так и с разгромленными повстанческими отрядами.

Командир ЧОНа (часть особого назначения) К. Медведев отдал приказ об аресте в Гуляйпольском районе более тысячи уцелевших бойцов и командиров бригады Махно. Прибывших на станцию Гайчур членов махновского штаба расстреляли. Сам Махно, предупреждённый в последний момент кем-то из своих агентов о возможности его ареста, ускользнул незаметно в тыл к белым. С ним ушли и его подручные Фёдор (Феодосий) Щусь, С. Правда, Пётр Коробка,