Цветок цикория. Книга II. Дом для бродяги - Оксана Демченко

– Я чутко сплю и буду внимателен. Идемте. Есть две комнаты на выбор. Одна с балкончиком, крохотным. В другой большой стол.

– Стол, – сразу решил Степан.

– С утра будут звонить Алексею?

– Верно, иностранцы могут произносить имя как Лекс или же Алекс, – гость обрадовался понятливости секретаря. – Днем Степану, его ищут столичные жители в основном. После шести начинают искать господина Рома, его имя – Роман. Петр, я шокирую вас?

– Мне правится, хотя как-то… через головокружение.

– Надеюсь, это временный эффект. Отдохните. Спокойной ночи.

– И вам.

Следующий день полностью поменял представление Петра о том, что такое столица, какие люди ее населяют и как в городе течет время. А ведь секретарь сопровождал своего нанимателя всего-то по двум его делам! Новенький телефон звонил непрестанно. На трех подносах для писем – адресованных Алексею, Роману и Степану – пухли стопки бумаг. Какие-то люди приходили и уходили. Были среди них посыльные, они убегали сразу, отдав конверт или забрав таковой. А были и гости: многие соглашались пить чай, некоторые сами лезли в припасы и хозяйничали в погребах. Дневные посетители были безмерно наглыми и яркими, они норовили петь и декламировать, хвалить себя и требовать ответного восхищения. Критиковали картины и вывеску, набивались в найм, чтобы переделать то и другое… Многие были очевидно бедны, но намекали на грядущее признание и миллионные гонорары. При этом бесстыдно воровали заварку и ложечки. Вечерние гости – наоборот, себя не хвалили и ложек не воровали, общались тихо, и даже в жестах проявляли скупость. Все слова выверяли, наделяя каждое малопонятными подтекстами.

Второй день сложился еще невероятнее. Степан пробудился в странном, взвинченном настроении. Его пальцы пребывали в непокое, теребили вторую сверху пуговицу или терли край лацкана костюма. Степан, получив чашку чая, долго глядел в потолок, щурясь и морщась. Вздыхал, принимался сам с собою говорить на незнакомом наречии, вдруг смолкал. Затем он что-то решил и взялся отменять встречи. А после снял с аппарата трубку и велел вообще забыть про телефон!

– День злого солнца, – грустно сказал Степан, заметив волнение секретаря и благодарно приняв новую чашку, теперь – с успокаивающим мятным отваром. – Не могу объяснить точнее. Это вне социума, люди слабы и всего лишь следуют высшей воле. Сегодня все они будут неумны, неточны и нелогичны. Больных постигнет ухудшение, слабых – мигрень. Мир финансов встряхнется, это неизбежно, и это даже не новость… Петр, вы хоть раз были на бирже?

– Нет.

– О, тем занятнее. Туда и отправимся. Намечается грызня. Мы люди маленькие, посмотрим на схватку и отщипнем свой скромный кусочек.

– Но пользы от меня…

– Все исключительно просто. Я заранее прикупил полезное, осталось выждать и сбросить на пике, ведь котел перегрет и скоро рост иссякнет.

– Разве можно знать подобное в точности?

– О да, совсем просто, – улыбнулся Степан и охотно пояснил: – Есть анализ открытых данных, он дает фон. Есть наблюдение за теми, кто владеет закрытыми данными, и такое дело помогает понять важные подробности. Наконец, есть… музыка денежного дня. Да, назову ее именно так. Золотые нити интересов натянуты, как струны, а играют на них события, обстоятельства и люди при власти. Фон, детали и музыка – о, это не так и мало. Имей я свои интересы, и крупные, в бирже, банках или промышленности, я бы не слушал музыку дня, а создавал ее.

Петр молча кивнул, глядя на своего нанимателя – словно видит его впервые. Разве можно вот так запросто говорить… подобное?

– Выучите несколько моих знаков, – продолжил Степан. – Следуйте им сразу и без колебаний. Не бойтесь толпы. Не позволяйте себя подмять и запутать. Наше дельце – так, забава, а не работа. Оно займет час, не более.

– Разве так бывает? Чтобы знать заранее, и чтобы злое солнце… дождь же! Какое вообще солнце?

– Над облаками – злое солнце. Однажды люди поймут природу его возмущений и выстроят графики, и выявят связи событий и явлений с этими приступами злости… Есть быстрые, они влияют на биржу. Есть длинные, они могут провоцировать кризисы и даже войны. Пока лишь немногие знают о настроении светила. Он тоже знает, – Степан подмигнул. – Тот, кто сегодня намерен спровоцировать грызню и довести ее до масштаба финансовой бойни. Петр, не надо переживать, биржа устоит, город и вовсе мало что заметит. Вихрь захватит лишь мир финансов. Что еще стоит сказать? Финансовая бойня – итог семейных разбирательств в очень богатом доме, княжеском. Старший князь не желает уступить младшему. Он ведет себя, как примитивный жадный слепец… так что мы будем отщипывать свой скромный кусочек, играя по правилам младшего. Он умничка. И он уж точно – зрячий.

Сказав такие слова, ничего не объясняющие и все же полные смысла, Степан подхватил зонт и направился к дверям…

Действительно – дело на бирже заняло час, не более. Но какой это был час! Способность времени растягиваться, вмещая прорву событий и впечатлений, Петр осознал лишь дома, недоуменно спрашивая у сестры: ходики встали? Нет? Точно – нет?

Петр ощущал себя разорванным в клочья, смятым в тугой бумажный шарик, затоптанным кованными сапогами чужой паники! Он не помнил о бирже ничего – только кричащие рты, бешеные глаза, вскинутые руки… и еще Степана, который был спокоен и светел, и уверенно дирижировал общим безумием… Почему наниматель показался дирижёром? Вероятно, из-за его собственных слов о музыке денег. Музыке, в которую Петр вдруг поверил… и оглох! Зато в ладони зажаты деньги. Много.

– Это… что?

– Ваша доля. Петр, если бы вы желали изучать деньги, вы смогли бы понять их… постепенно. Но вы предпочитаете готовить уху. Я рад. Мне требуется секретарь, а такой человек методичен и спокоен. Он не поддается панике и не теряет самоконтроль. И еще: он лишен корысти.

Пришлось кивнуть и принять, как данность.

Весь следующий день Степан бродил по блошиному рынку, сперва взяв в спутники секретаря, а после – его сестру. Он был счастлив, подолгу говорил с самыми разными людьми, давал советы и выслушивал истории. Он копался в старье, вздыхал, рассматривая бессмысленные безделушки… и вдруг покупал – непредсказуемо и без сомнений, порою настаивая на цене, в разы превышающей запрошенную. Добычу Степан упаковывал и убирал в тележку. Вздыхал… сыто жмурился и снова принимался копаться в старье.

Последующие дни складывались по-разному, собирались отчасти из мгновенных решений, а отчасти из продуманных заранее планов нанимателя, о которых Петр узнавал не сразу, а по мере их осуществления. Понаблюдав, секретарь понял: многие гости встречают Степана, Романа или Алексея впервые, и произносят эти имена с сомнением. Особенно по телефону: им дали номер, обещая решение неразрешимых вопросов. Но есть и другие гости. Эти сами искали встречу и немало заплатили, чтобы узнать заветный номер. Еще Петр понял, что к нанимателю желают попасть на встречу разные люди. Как-то в потемках явились жуткие личности в сопровождении столь же кошмарной свиты. Ножи, пистолеты, угрозы… А после беседы проявилось привычное: отчаянная надежда гостей на разрешение дел, для которых нет и не может быть положительного исхода.