Юся и эльф. Все любят котиков - Екатерина Лесина

За что и поплатился.

Колечко, небось, не из простых, тоже на силу родовую завязано. Вот и сидит потомок древнего рода в нашем захолустье, Гильдией управляет и давится от злости. Ему бы в столицу, дела вершить, а он тут, что на поводке…

Я провела пальцем по рунному узору.

Хорош.

Высекали его старательно, а по остаточным эманациям чувствую, что крепили кровью мастера. Скольких же он положил, склеп возводя? Право слово, будто не склеп, а сокровищницу.

Или…

– Он здесь ничего не оставлял случайно? – поинтересовалась я, рассекая запястье. Кровь покатилась, заполняя желобки, расползаясь, разрывая древние узы. Благо, за сотни лет без подпитки они сами собой истончились.

– Там. Внутри, – ноздри Юси затрепетали. – Зачем ты…

– Затем, что до тела мы не доберемся, пока крышку не снимем. А то, что писано кровью, только ею снято и может быть.

Старое правило, почти забытое.

– Позволишь? – Эль протянул руку.

– Из тебя и так вытекло больше, чем нужно.

Мой бестолковый муженек лишь печально усмехнулся. Это да… эльфы – они живая сила, и крови их надо немного, пары капель хватит, чтобы напоить камень.

– Тебя одной ему будет мало.

Что ж, в этом смысл имелся. Моя кровь уходила в гранит, а тот оставался холоден, не спешил отзываться. Кожа у эльфа оказалась теплой.

И тонкой.

Кровь красной.

А я смотрела, как она мешается с моей. Узор на запястье зудел дико, но портить столь торжественный момент пошлым расчесыванием божественного клейма не хотелось. А еще камень отзывался. Сперва это походило на эхо чужой силы, но эхо ширилось, заполняло не только тело саркофага, но и всю тайную пещеру.

Вот так.

И теперь попробуем собрать нити.

Потянуть.

Преодолеть полустертую чужую волю… что заперто одним, то другому откроется. При соблюдении ряда условий. Рану стоило бы перехватить и не только мою. Но потом, сначала… открывайся, чтоб тебя… или рассыпься прахом.

Сгинь, в общем.

И крышка хрустнула, медленно поползла, ломая внутренние – куда ж без них в столь серьезном деле – печати. Она замерла на долю мгновенья, покачиваясь, а после под собственной тяжестью сползла, ухнула в пыль.

Раскололась.

– Юся… – голос мужа донесся издалека. А я еще успела подумать, что это треклятое чародейство не только кровь жрет, но и силы.

– Отпусти ее…

…голова моя лежала на чем-то мягком, а задница – мало того, что на твердом, так еще и на остром. Это острое впивалось в левое бедро, заставляя вернуться в сознание.

– …если хочешь, я останусь с тобой. Можешь меня убить. Или… если не сразу, мы поговорим. Я расскажу тебе о мире, который изменился. Или про лес. Ты ведь не бывала в нашем лесу?

– Мы должны были поехать. Свадебное путешествие…

– В Эльверейлелль?

Вот что у эльфов за манера называть все так, чтобы у нормального человека язык узлом завязался?

– Да…

– Это не совсем то. Эльверейлелль создали специально для людей. Он скорее отражение ваших представлений о том, какими должны быть эльфы. Туда любят ездить на отдых. Или просто посмотреть… но и о нем расскажу. Только отпусти ее.

– Ты ее любишь?

– Да.

Вот тебе. Я уже почти приготовилась глаза открыть, а тут такое признание.

– Почему?

– В каком смысле?

Нога ныла. Рука все еще чесалась, а терпение иссякало, как и, подозреваю, отведенное нам время. Что-то сомнительно, что с восходом солнца Юся возьмет и ослабеет. Нет, что-то другое быть должно…

– Почему ты ее любишь? За что? Она красивая? Я была красивой.

– Для меня – да.

Мило. А еще говорят, что эльфы не лгут… ага, как же.

– Добрая? Умная? Хозяйственная…

Вот тут даже он не выкрутится, потому что хозяйственности во мне, что в бродячей кошке. То ли маменькино наследие, то ли собственная придурь.

– Она просто есть, – Эль осторожно коснулся волос. – И этого достаточно. Я… не знаю почему.

– Просто есть? И этого достаточно, чтобы ты остался? Умер?

– Да.

– А она… она тоже готова умереть за тебя?

– Не знаю. Но… она же пришла сюда.

На собственную голову. Ладно, подслушивать, может, и полезно, но подозреваю, мой благоверный давно уже понял, что я далеко не в обмороке.

– Лежи, – сказал он, когда я попыталась сесть.

– Сумку дай…

Любит он.

За просто так… за просто так и лебеда не растет, а тут любовь… и не буду я верить. Не собираюсь, потому что… была у меня уже одна любовь, ободрала душу. Правда, теперь я понимаю, что это и не любовь вовсе, что…

Не важно.

– Там склянка быть должна. Синенькая… кажется, синенькая, с желтой пробкой. И ребрышками, – говорить о склянках проще, чем о любви. И когда Эль подал – с первого раза нужное нашел, надо же, я в собственной сумке иногда теряюсь, а он сумел – я вцепилась в пробку зубами.

– Ты его крови, – сказала Юся, разглядывая нас с каким-то нездоровым любопытством.

Укрепляющая настойка была горькой.

А тонизирующая оставила на языке характерный привкус гниющего мяса, от которого теперь дня три не избавиться. Когда-то Грета пыталась улучшить вкус, но добилось лишь того, что у мяса появился совершенно неуместный привкус шоколада.

– Чьей?

– Его. Моего Тодика. Слабая, я чувствую. Но его.

– И поэтому ты меня убьешь?

– Пока не знаю.

– Как решишь, скажи, – меня передернуло, зато я сумела подняться, зацепившись за край гроба. Надо же… крови… матушка была не отсюда… стало быть, батюшка?

Думать об этом не хотелось.

И вообще, нежить могла ошибиться.

– Он… другой, который его сын. Или внук. Или кто там… приходил. Раньше. Думал, его сил хватит… предложил откуп… сказал, жизнь за жизнь.

– А ты?

– А я сказала, что мне лишь бы какая жизнь не подойдет.

Принципиальная нежить, стало быть.

Тело в гробу выглядело… да так, как положено мумии, и выглядело. Иссохшие ткани стянули кости, и потому поза казалась странноватой. Истлевшее платье, точное копия того, которое еще держалась на Юсе. Затянутый паутиной венец.

Череп.

Остатки волос, приклеившиеся к нему с пергаментной кожей.

– Не смотри, – сказал Эль нежити, набрасывая на тело свою куртку. – Не стоит. Там уже не ты… позволь.