Тело - Алексей Шолохов

Антонина Петровна появилась так же неожиданно, как и тогда, когда Соня сняла трусики за беседкой. Словно чертик из табакерки.

– Ты мне не можешь навредить! – уверенно сказала Соня, но так и не сдвинулась с места.

– Разве?

И тут Сухорукова поняла. Может быть, сейчас она ничего и не сделает, но когда наступит темнота… Ведьма специально оттягивает время, чтобы «сдох» аккумулятор и фонарь потух. Навсегда. Ох как не нравилось ей это слово. В данном случае «навсегда» и «смерть» были синонимами. Она не хотела так. Она хотела домой. Она очень хотела жить.

Слезы навернулись на глаза.

– Я хочу домой, – прошептала Софья.

– Что ты там лопочешь, малолетняя шлюшка?

– Я хочу домой! – во все горло крикнула Сухорукова. – Сука ты проклятая! Я хочу домой!

* * *

Михаил уперся в стену. Он их не остановит. Эти молчаливые овцы хуже волков. Они просто разорвут его. А Горидзе будет стоять и улыбаться или, того хуже, закатит глаза от наслаждения, как в ту ночь. Унижения людей для него верх наслаждения. Болдин разозлился. Никогда еще со времен срочной службы он не чувствовал в себе такой прилив ярости. Только теперь ему еще и наплевать на то, что Горидзе не один. Ему было наплевать, что его убьют. Потому что он не думал об этом, он думал только о том, как срезать с морды этого ублюдка гримасу наслаждения. Мишка выхватил нож и прыгнул на Жору. Придавил его к стене, одной рукой закрыл рот, а второй трижды воткнул нож в живот. Лезвие с хрустом вошло в плоть, и без того большие глаза парня округлились и дико завращались.

– А-а, сука! Теперь приятно тебе?!

Он ударил еще раз. И еще. Горидзе затрясся.

– Где теперь твоя сучья ухмылка?! Ну? Отвечай! Кто теперь зашкварился?! Кто, сука?! Кто теперь пидорок?!

Мишка вынул нож, воткнул и прокрутил. Глаза – бильярдные шары так и не закрылись. Они спрашивали: за что? Тело парня начало оседать. Мишка отошел от него, позволив упасть. Болдин с ужасом смотрел на поверженного. Перед ним был Миронов. Все, как тогда. Глаза, язык и эти четыре слова: я, очень, хотел, служить.

– Нет! – выкрикнул Миша. – Нет!

Он не знал, что делать. То подбегал к трупу друга, то, схватившись за голову, отбегал.

– Нет! Я не хотел! Это не я!

Болдин сел у стены и заплакал.

– Это не я!

Труп исчез, как и все сослуживцы до этого.

«Это все мое бездействие, трусость и бездействие. Не испугайся я тогда «зашквариться», Мирон бы был жив».

Мишка всхлипнул и снова посмотрел туда, где только что лежал труп сослуживца.

«То, что произошло сейчас, только подтверждает мою вину».

«Зарежься тогда. Сделанного (в твоем случае несделанного) не воротишь. Надо жить дальше. Хотя это тоже не про тебя. Тебе надо для начала попытаться выжить».

Михаил вытер слезы, встал и, не убирая ножа, пошел вверх.

«Надо вытащить сначала свою задницу, а потом думать о других».

Как ни странно, но внезапный приступ эгоизма придал ему сил. Сил, которых ему так не хватало ни сейчас, ни в ту ночь позора.

– Нет. Сначала я, а потом уже все остальное, – вслух произнес Болдин неожиданно для самого себя.

– По-моему, то же самое ты говорил и тогда, – раздался голос Горидзе за спиной. – Ой, нет, прости. Тогда ты говорил: я хочу просто дослужить.

Болдин, не обернувшись на голос, прибавил шагу, а потом и вовсе побежал.

* * *

– Прости меня, мама, – произнес Борис и закрыл глаза.

Он почувствовал нежность рук, будто его действительно взяла за руку мама. Не призрак, не мертвец, а живая мама. Столько тепла и заботы было в этом прикосновении, что Борька снова ощутил себя маленьким. Он будто вернулся в то время, когда ему не нужен был этот экстрим, выброс адреналина и поломанные ноги. Он вернулся в то время, когда по-настоящему любил свою маму и еще ничего не знал о Борьке-бунтаре.

– Пожалуйста, прости, – прошептал Шувалов.

Вдруг нежная рука матери сдавила ладонь Бори и с силой дернула. Шувалов вскрикнул и открыл глаза. Он лежал на полу рядом со зловонной кучей. Он быстро перевернулся в ту сторону, где должна была быть женщина. Она уходила в проход. Он видел, что ее платье сшито некрасивыми стежками сзади. Она повернулась, махнула ему рукой и исчезла в черноте коридора.

– Прости, – еще раз произнес Боря и потерял сознание.

Очнулся он от легкого покачивания. Будто его усадили на качели, пока он был без чувств. Немного необычная забота о раненом. Борис попытался открыть глаза, но веки будто налились свинцом. С большим усилием он все-таки открыл их и не сразу узнал помещение. Потом, немного проморгавшись, понял, что это та же комната, только перевернутая вверх ногами. Или это он перевернут? Черт! Его подвесили, словно барашка или как свиней там, на ферме.

Шувалов вывернулся, чтобы осмотреть, что находится вокруг него. Справа и слева висели люди. Такие же, как и он, неудачники. Ему показалось, что не только это их объединяло. Тела висели спинами к нему, а одежда была испачкана настолько, что казалось, люди в одинаковых черных одеждах. Одно из тел принадлежало женщине. Слишком миниатюрное оно было. Боря качнулся и попытался дотянуться здоровой рукой до «соседки». Первый раз, второй. Все впустую. В третий раз он дотронулся до плеча. В четвертый ему удалось взяться за рубаху и повернуть тело к себе. Это была Наташа. Несмотря на окровавленное лицо, он узнал Наташу Самсонову.

Шувалов повернулся к правому соседу. Борис был почти уверен, что там брат Наташи. Он дотянулся до него с первого раза. Так и есть. Это был Серега. Что произошло? Кто их всех подвесил?

«Что произошло, догадаться несложно. А вот кто подвесил, скорее всего, я узнаю немного попозже. Надо только набраться терпения».

Боль в ноге стала невыносимой, культя оторванной руки пульсировала. Шувалов глянул на нее. Кровь снова потекла. Сколько он уже ее потерял? Удивительная собственная живучесть пугала Шувалова.

«Может, они не дают мне умереть, чтобы что-то показать?»

«Да, наверняка, фильм «Девушка с татуировкой Дракона» уже в прокате. Вот его-то они тебе и покажут».

Тогда зачем? Для чего он столько мучается? Ведь его кто-то сюда принес, а потом и подвесил.

Шувалов смотрел, как из него вытекает кровь и тяжелыми каплями падает на пол. Там она, не задерживаясь, впитывалась словно в губку. У него закружилась голова. Либо от потери крови, либо от ее вида. Он боялся ее с детства.

– Это месячные, придурок.

Боря сквозь серую пелену смог разглядеть силуэт своей старой знакомой. Шлюха была голой, и по ее ногам текла кровь.

* * *

Кто-то засмеялся. Галина Ивановна прокашлялась, дав понять весельчаку, что он вмиг может оказаться у доски.