Сердце зимы - Роберт Джордан

Их подлейтенант, Касейлле Расковни, худощавая и суровая, как айильская Дева, представляла собой редкость из редкостей – она была купеческим охранником и прослужила на страже торговых караванов, по ее утверждению, почти двадцать лет. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву ее коренастого чалого мерина, выдавали в ней арафелку, хотя о своем прошлом она рассказывала туманно и уклончиво. Единственной андоркой из восьмерых была седеющая, широкоплечая, спокойная Дени Колфорд. В недавнем прошлом она твердой рукой наводила порядок в популярной у фургонщиков таверне, располагавшейся за городскими стенами, в Малом Кэймлине, – еще одна непростая и для женщины необычная работа. Дени еще не умела действовать мечом, который висел у ее бедра, но Бергитте утверждала, что у этой женщины ловкие руки и еще более быстрые глаза. Зато длинной дубинкой, болтавшейся на другом боку, Дени владела мастерски. Остальные гвардейцы были Охотницами за Рогом, совершенно разные женщины, высокие и низкорослые, стройные и крепко сбитые, романтично-простодушные и убеленные сединой, происхождение имели совершенно различное, и хотя кое-кто был скрытен, как Касейлле, другие ничего не скрывали и даже гордились своим прежним положением. Среди Охотников кого только не встретишь! Тем не менее они с готовностью ухватились за возможность попасть в список Гвардии. И, что куда важнее, все прошли придирчивую проверку Бергитте.

– Для вас небезопасно появляться на этих улицах, – вдруг промолвила Сарейта, подъехав на своем гнедом вплотную к вороному мерину Илэйн. Еще чуть-чуть, и Сердцеед схватил бы зубами стройную кобылку, если бы Илэйн, дернув поводьями, не удержала его. Здесь улица сужалась, стесняя толпу и заставляя гвардейцев держаться плотнее. На лице Коричневой сестры было написано обычное для Айз Седай спокойствие, но в голосе прорезалась явная тревога. – В такой тесноте может произойти все что угодно. Не забывайте, кто стоял у «Серебряного лебедя». Это меньше двух миль отсюда. Десять сестер не просто так собрались в той гостинице. Их вполне могла послать Элайда.

– А могла и не послать, – безмятежно ответила Илэйн. С куда большим спокойствием, чем чувствовала. Судя по всему, немалое число сестер решило выждать в стороне, пока не закончится борьба между Элайдой и Эгвейн. С момента прибытия Илэйн в Кэймлин две сестры покинули «Серебряного лебедя», и еще трое появились в гостинице. Не похоже на посланный с заданием отряд. И среди них нет никого из Красной Айя; Элайда наверняка отправила бы кого-нибудь из Красных. И все же за ними наблюдали, столь бдительно, как только сумела организовать Илэйн, хотя об этом она Сарейте не говорила. Элайда очень хотела заполучить Илэйн в свои руки, гораздо сильнее, чем можно стремиться вернуть сбежавшую Принятую или того, кто связан с Эгвейн и теми, кого Элайда окрестила мятежницами. Илэйн не вполне понимала Элайду. Королева, одновременно являющаяся Айз Седай, была бы для Белой Башни лакомым кусочком и немалым призом, но она не станет королевой, если ее выкрадут и увезут в Тар Валон. К тому же приказ любыми средствами вернуть беглянку Элайда отдала задолго до того, как у Илэйн появилась реальная возможность занять трон. Над этой загадкой Илэйн не раз и не два безуспешно ломала голову, с тех пор, как Ронде Макура опоила ее мерзким питьем, которое не позволяет женщине направлять Силу. Эта загадка не давала девушке покоя, особенно теперь, когда она объявила всему миру, где находится.

Глаза Илэйн задержались на миг на черноволосой женщине в синем плаще с откинутым капюшоном. Та, бегло скользнув взглядом по Илэйн, завернула в свечную лавку. С плеча у нее свисала объемистая котомка. Нет, это не Айз Седай, решила Илэйн. Просто женщина, хорошо сохранившаяся для своих лет, как, например, Зайда.

– В любом случае, – твердо продолжила Дочь-Наследница, – я не позволю страху перед Элайдой загнать меня в угол. – Что же все-таки затевают те сестры в «Серебряном лебеде»?

Сарейта фыркнула, и довольно громко; она закатила было глаза, потом передумала. Во дворце Илэйн ловила на себе время от времени странные взгляды той или другой сестры, несомненно, интересовавшихся, каким образом ее возвели в звание Айз Седай, однако они, по крайней мере, внешне принимали ее за полноправную Айз Седай и признавали, что среди них она стоит выше прочих, за исключением Найнив. Этого было мало, чтобы они перестали задаваться вопросами, и, скорее всего, между собой о ней высказывались куда более откровенно, чем в том случае, если бы на месте Илэйн была сестра, получившая шаль обычным образом.

– Тогда забудь об Элайде, – сказала Сарейта, – и вспомни, кто еще был бы не прочь захватить тебя. Один хорошо нацеленный камень, и ты падаешь без сознания, возникает суматоха, тебя заворачивают в плащ и под шумок утаскивают.

Неужели Сарейта должна объяснять ей, что вода – мокрая? В конце концов, похищение нежелательных претендентов на трон едва ли не вошло в обычай. У каждого Дома, выступившего против Илэйн, найдутся сторонники в Кэймлине, и они наверняка выискивают удобный случай; Илэйн готова съесть на обед собственные туфли, если это не так. Вряд ли у них что-то получится, ведь она способна направлять Силу, но кто знает, вдруг они решат, что им выпал шанс. Илэйн и не думала, что, добравшись до Кэймлина, избавится от всех опасностей.

– Если я стану сиднем сидеть во дворце, ни разу не показываясь в городе, люди за мной не пойдут, – негромко сказала Илэйн. – Меня должны видеть. Я должна появляться повсюду и не показывать виду, что боюсь. – Именно поэтому она взяла восемь гвардейцев, а не пятьдесят, как настаивала Бергитте. Та напрочь отказывалась понимать сложность политической ситуации. – Кроме того, поскольку ты при мне, хорошо нацеленных камней понадобится два.

Сарейта вновь фыркнула, но Илэйн сделала вид, что не замечает ее несогласия. Ей хотелось бы вообще не замечать присутствия Сарейты, но это было невозможно. Илэйн отправилась в город не только для того, чтобы показаться на людях, на то были и другие причины. Халвин Норри представил ей уйму фактов и цифр, хотя от монотонного усыпляющего голоса главного писца Илэйн едва не уснула. Она хотела увидеть все своими глазами. В устах Норри сообщение о мятеже прозвучало бы столь же тускло, как доклад о состоянии городских водохранилищ или стоимости очистки канализации.

В толпе было много чужеземцев: кандорцы с раздвоенными бородами, иллианцы, которые отпускали бороды, но брили верхнюю губу, арафелцы с серебряными колокольчиками в своих особенных косах, меднокожие доманийцы, смуглые тайренцы, алтаранцы с кожей оливкового оттенка, кайриэнцы, выделявшиеся низким ростом и бледностью. Некоторые из них были купцами, запертыми в городе внезапно обрушившейся зимой, или же надеявшимися обскакать конкурентов; этот напыщенный, гладколицый народец знал, что торговля есть кровь государств, и чуть ли не каждый заявлял, будто именно он – главная артерия жизни, хоть о тщете его претензий говорили плохо окрашенная куртка или брошь из меди и стекла. Многие из пешеходов были в видавшей виды одежде – в поношенных рваных куртках, в штанах до колен, в платьях, утративших драгоценные украшения, в потрепанных плащах, а то и вовсе без плащей. Беженцы, сорванные с насиженных мест войной или покинувшие родные дома, истово веря, что Дракон Возрожденный разорвал удерживавшие их оковы. Они ежились от мороза, с лицами изможденными и горестными, и людской поток нещадно подгонял и толкал их.