Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне - Жилбер Мартино

Доктор О'Мира, который принадлежит к медицинской службе Королевского флота, будет содействовать установлению хороших отношений между Лонгвудом и флотом с самого начала ссылки, а не только с того дня, когда его ненависть к губернатору и щедрость Наполеона привлекут его в лагерь активных противников Лоу Он выполняет функции неофициального посла и приводит в Лонгвуд командиров, капитанов и офицеров кораблей, находящихся у берегов Святой Елены транзитом или стоящих на рейде, сгорающих от желания обрести возможность похвастаться встречей с Бонапартом. Французы, конечно, весьма охочи до этих встреч, которые нарушают однообразие унылой череды дней и недель и позволяют ткать своего рода информационную сеть под носом у губернатора и его приспешников.

— Только благодаря тому, что мы позволили извлекать прибыль из наших сообщений путешественникам, офицерам, торговцам и капитанам торговых судов, все проходит сквозь кордоны и печатается в Европе, — объясняет Монтолон Бальмену[32].

Эта открытая дверь в свободный мир не может не беспокоить Плантейшн Хаус. Губернатор нередко возмущается этими «синими тужурками», к великому удовольствию Горрекера, который, запершись в своей комнате, спешит записать бессвязные речи своего шефа.

— О'Мира — величайший прохвост на свете! Он во всем одобряет и поддерживает Соседа! А ведь вначале он вел себя вполне прилично; все началось с приезда адмирала Малькольма. Этот тип во всем и виноват. Это такой же отпетый негодяй, как и Бертран!

Врач в конце концов будет изгнан. Изгнан после шумных сцен, во время которых Лоу мчался за ним по коридорам Плантейшн Хаус, вопя во весь голос:

— Убирайтесь, сударь, убирайтесь!

Право же, это напоминает стычку портовых грузчиков!

Моряки втайне осуждают политику губернатора и вовсе не стремятся участвовать в миссии, которая идет вразрез с их традициями, а этого-то Лоу и не может допустить. Ему известно, что в кают-компаниях весьма нелестно отзываются о нем самом и его действиях и что сам адмирал Малькольм с апломбом заявляет, что все переменится, если он будет назначен губернатором.

— Моряки все заодно, — возмущается Лоу, — посмотрите на этого адмирала, который делает вид, что осуждает О'Мира, а на документы никак не реагирует. Во всем виноват этот прохвост, этот проклятый адмирал со своими визитами и заискиванием перед Бонапартом. Все дело в том, что общество настроено в пользу Бонапарта, а этого не должно быть!

Наполеон, естественно, выказывает расположение адмиралу и его супруге и не упускает случая с похвалой отозваться о их уме, благородстве, остроумии. Бертрана связывают дружеские отношения с командиром стоящего в порту Святой Елены судна «Гавана», капитаном Гамильтоном, который небезразличен к прелестям графини, бедной Madame Bertrana[33]. Во время плавания на «Нортумберленде» он имел честь сидеть за одним столом с Императором, а когда накануне своего возвращения в Англию, 21 апреля 1816 года, он приходит с прощальным визитом в Лонгвуд, Бертран записывает в своих тетрадях: «Капитан Гамильтон обедает у нас, пакет передан».

У сэра Хадсона Лоу было более чем достаточно оснований не доверять морякам: за его спиной устанавливались связи между людьми, отнюдь не склонными возносить ему хвалы.

Бертраны также часто бывают у капитана первого ранга Димона, командира «Фаэтона», доставившего чету Лоу на Святую Елену. Для Фанни он не только друг, но и родственник. Конечно, Димон, попробовавший французских тюрем, терпеть не может Наполеона, но вряд ли он способен отказать Бертранам в просьбе выполнить кое-какие поручения или даже переправить их письма. Уорден, врач с «Нортумберленда», опубликовал свои знаменитые «Письма с мыса Доброй Надежды», которые породили в Европе волну сочувствия по отношению к изгнанникам. Во время болезни Наполеона в 1819 году Бертран приглашает не врача артиллерийской части, ставленника Лоу а доктора Стокоу который служит на «Конквероре», стоящем на рейде в Джеймстауне. Во владении Бриаров, где французы бывают часто и вполне могут их там встретить, Балькомбы поддерживают тесные отношения с Королевским флотом: Балькомб имеет небольшой пивоваренный заводик и снабжает суда пивом, что приносит неплохой доход, и Лоу, готовый любое происшествие обернуть в свою пользу, тотчас возлагает на него ответственность за эпидемию, свирепствующую на флагманском корабле, в результате которой за год умер восемьдесят один человек Это, быть может, не лишено оснований, если принять во внимание качество воды, используемой на заводе. Юная Бетси умирает от любви к красавцу мичману, неотразимому Джорджу Карстеру, и всенепременно хочет представить его Наполеону, который по окончании аудиенции заявляет, что «имел удовольствие видеть редкое сочетание благородного происхождения с любезным нравом и живым умом». А когда он узнает, что этот любимец кают-компании, пользующийся расположением адмирала Малькольма, выказывает на суше столько же сноровки, как и на море, умело справившись со странным поручением — обеспечить работу одной фермы на острове, — он решительно добавляет, — так чтобы слова его дошли до Плантейшн Хаус, — что «английские моряки любое дело доводят до успешного завершения».

Когда Лоу видит на своем столе подобные донесения, с ехидной улыбкой представленные ему Горрекером, он воспринимает их как настоящие провокации и по своему обыкновению выходит из себя, бранится, угрожает и в конце концов довольно гнусно мстит. Если адмирал, желая обосноваться на суше в коттедже Бриаров, просит предоставить ему мебель для обстановки, ему спешат весьма сухо ответить, что администрация не имеет обыкновения полностью обставлять такого рода помещения и может предоставить ему лишь самое необходимое. А когда Малькольм собирается в Лонгвуд, где всегда рады его видеть, он получает от Лоу одну из тех записок, кои тот так ловко умеет составлять:

«Ваш визит в Лонгвуд может свести на нет впечатление, произведенное вашим решением не встречаться более с Бонапартом после имевшей на днях место грубой и возмутительной сцены, по поводу коей я не получил никаких объяснений. Я предоставляю вам самому решать, достаточное ли это основание, чтобы заставить вас отказаться от вашего визита».

Подобное приказание можно было бы прислать подчиненному, но сэр Пултни Малькольм, контр-адмирал, кавалер большого креста ордена Бани и весьма почетных орденов Святого Михаила и Святого Георгия, не позволил обращаться с собой как с простым матросом: «Я внимательно прочел ваше письмо, но мои убеждения не позволяют мне менять свои решения». С этим бесстрашным джентльменом у Лоу всегда случается осечка.

Было еще нечто, что постоянно мучило губернатора и настраивало его против командующего морскими силами: это весьма болезненный для профессионального военного вопрос старшинства и места в иерархии рангов. Старинный обычай считать «должность важнее чина», конечно, ставил его над адмиралом, но все на острове знали, что Лоу был всего лишь полковником, а чин генерал-лейтенанта получил только на время пребывания на Святой Елене, тогда как адмиралы, от Кокбэрна до Лэмберта, сохранявшие свое звание везде и повсюду, шли впереди даже имевших равное с ними звание высших офицерских чинов в пехоте в силу привилегий, коими обладал Королевский флот. Такое положение вещей давало всем командующим морскими силами почти полную независимость от Лоу, и присутствие на Джеймстаунском рейде флагманского корабля было свидетельством этой независимости. Не менее, чем рауты в Плантейшн Хаус, успехом пользуются и приемы на борту кораблей: в уютных, роскошно обставленных кают-компаниях, на сверкающих умопомрачительной чистотой палубах адмирал, в парадном мундире, с подзорной трубой под мышкой, окруженный блестящими штабными офицерами, принимал «у себя дома», и соглядатаи губернатора далеко не всегда бывали в числе приглашенных. Когда девушки и мичманы, под веселым отеческим взглядом сэра Пултни и в присутствии леди Малькольм, со свойственным их возрасту пылом, под звуки волынки, предаются радостям экосеза, можно на один короткий вечер забыть о том рыжем человеке, который превратил прежнюю радостную колониальную жизнь в невыносимое тюремное существование.