Гаятри и Васяня под крылом московской «тантры» - Лю Ив

Рядом с группой собравшихся – на полу, в застывших позах на порванном матрасе расположились ещё две фигуры: на одной плакат гласил «Сасетка Нина», на другой – «Бомж, муж сасетки».

Проследив взглядом до стола, где что-то писал человек с надписью «Нотариус», Бурмистров снова поплыл в небытиё…

Напоследок, среди липко наползающей темноты – в воздухе уплотнилось красивое полупрозрачное лицо женщины: она с любопытством всматривалась Бурмистрову в глаза…

– Зачем же ты убил бабушку, Вася? – прозвучал тихий голос.

После чего пропали все звуки.

И только на месте, пониже исчезающего лица женщины – размеренно качалась табличка с надписью «Мама»…

Часть семнадцатая

Эпилог

Когда Александр Козинцев вернулся из деревни, то долго звонил в дверь своего партнёра по шахматам. Однако, устав от бесплодных усилий – бросил это дело и вызвал милицию. А вскоре… уже находясь в роли понятого – он созерцал вскрытие двери, суету и толкотню, а главное – самого своего «партнёра»…

В квартире Бурмисторовых витал смешанный запах каких-то лекарств и благовоний.

В комнате Клары Адольфовны оказались плотно зашторенные окна, и царила вязкая злополучная тишина. Сама Клара Адольфовна, вернее то, что от неё осталось, а именно – труп старушки – лежал на кровати, вытянувшись в торжественной позе: в бархатных домашних тапочках бордового цвета, с руками на груди и лицом, направленным в потолок.

На трупе было красное с зелёным и розовым, расшитое лентами и рюшами платье, в котором она напоминала восковую куклу, вроде клоунессы цирка, лежащую в мавзолее.

Начёсанные волосы бедной старушки окружали лицо пышной, хотя и жалкой, седой «пеной». Накрашенные ярко-малиновым цветом губы и свекольного оттенка «жизнерадостный румянец» на обильно напудренных щеках вызывали в памяти нехорошие образы. На веках закрытых глаз – ультрамариновая синь – сдвигала у зрителей так называемую «точку сборки». Бабуля выглядела как будто разрисованная для смеха красотка. В её семьдесят с лишним – нелепость такой картины вызывала навязчивые мысли об осквернении трупа. Вид бабульки апеллировал к жалости и отвращению одновременно.

А рядом – словно нарядная игрушка-марионетка с ёлки в Рождественскую ночь – свешивался с люстры её дорогой внук: Вася Бурмистров.

На его лице тоже – всё тем же малиновым цветом… расползлась знаменитая среди молодёжи «улыбка Джокера», раскрашенного героя популярного фильма.

Васяня висел, слегка покачиваясь, и «улыбался». На чёрные очки – маску с отверстиями для глаз, которая едва держалась, перекошенная, на кончике носа – наползла фетровая с округлой тульёй шляпа, закреплённая вроде театрального реквизита с помощью резинки. На шее – ниже петли под подбородком – болтался оранжевый галстук, в тон клетчатым широким штанам. А нос закрывал мягкой поролоновый шарик миленького розового цвета – тоже на эластичной верёвочке вокруг головы.

Рядом на полу сиротливо дожидался внимания опрокинутый кухонный стул, а в углу, под столом – чек, свидетельствующий о недавней покупке бабусиного платьица в магазинчике, продающем маскарадные костюмы для праздника Хэллуин.

Вскоре продавец подтвердит, что продал это платье молодому человеку – художественно раскрашенному: в очках и с носиком. И по фотографии трупа признает в покупателе Васяню.

В довершение картины… когда с милицией вскрыли квартиру, то над всем этим – из колонки, стоящей на пороге бабкиной комнаты – негромко дробился ритм бравурного марша, закольцованного так, чтобы повторяться снова и снова.

– В общем, картина явно напоминала хорошую театральную постановку.

Зная характер Бурмистрова над всем насмехаться – становилось очевидно, что Васяня не поленился посмеяться в последний разок и убедительно показал, на что готов современный пост-тантрист, если уж решил следовать за учителями и соратниками по партии.

Неадекватность его последних недель нашла, наконец, своё логическое завершение в таком, можно сказать «рождественском подарке» обществу. По сути дела: в конце жизни Васяня превзошёл самого себя. Он, наконец, прославился! Во всяком случае – на всё местное отделение милиции. И даже в вечерних новостях по телевизору о нём упоминали – по меньшей мере – дважды!

Только на форуме Лотоса всё оставалось, как и прежде.

«Дурищи» и иже с ними занудно спорили меж собой – то ли соревнуясь, то ли критикуя всё и вся; смеялись и выясняли отношения; выполняли свой очередной «джибериш»; влюблялись или оскорбляли друг дружку. И ни одна живая душа не поминала более ни Бурмистрова, ни Розку. Покинув форум Лотоса – они попросту перестали для всех существовать.

Конец книги.

Нью-Йорк, 2011г.