Дебри - Юлия Зайцева

Год, предоставленный на размышления, принёс свои плоды: инородцы принимали миссию дружелюбно и крестились охотно. Порой они сами без предупреждения выплывали на лодках навстречу судам Филофея: появление владыки предсказывали шаманы, ощутившие силу русской веры. А те, кто не пожелал принять крещение, быстро уходили вниз по Оби за Обдорск – в Воксаровы юрты. Но отступников было немного: на три с половиной тысячи крещёных набралось только тридцать человек закоренелых язычников.

Новокрещенов не особенно занимал обряд с троекратным погружением в реку под непонятные речи русского шамана. Инородцы, как дети, ждали финала действа, чтобы принять подарок за своё послушание. Многие прямо на берегу скидывали потрёпанную мокрую одежду и облачались в новые штаны и рубахи – награду от нового бога.

Но покорность остяков имела особые причины. По Оби пролетел слух о страшном виде́нии «огнепального воина», который вдруг воссиял в небе над русскими дощаниками, ударил копьём в судёнышко Филофея и прогремел: «Вторично терплю тебя, в третий раз не потерплю!» Инородцы истолковали это виде́ние в том смысле, что скоро боги тайги уничтожат тобольского крестителя, его крещение развеется бесследно, и поэтому надо успеть получить от русских всю возможную выгоду – взять подарки.

В Атлымских юртах остяки неожиданно оказали сопротивление миссии. Порыв ветра посадил дощаник владыки на мель прямо перед Атлымом, и остяки осыпали неподвижные суда ливнем стрел. Но Филофей без страха вышел на берег к язычникам и убедил их опустить оружие: «Свирепьства укротиша тишайшыя словеса». Два дня святитель провёл в Атлыме, разговаривая с местными жителями. И он выяснил, что остяки не желали креститься, потому что обряд проводился в реке, а северные инородцы не умели плавать (в ледяной Оби не купаются), потому боялись погружаться в воду. Мудрый Филофей, вздохнув, разрешил атлымцам утопить его, если во время крещения захлебнётся хоть один человек; Филофей сказал: «Тогда вверзите мя в глубину!» И успокоенный Атлым принял крещение.

В миссии 1713 года Филофей впервые столкнулся с противодействием ислама. У ислама были очевидные преимущества для инородцев: мусульмане могли есть конину и быть многожёнцами – это больше подходило для жизни на севере, нежели православные запреты. По селениям и стойбищам ислам распространяли абызы. «В паству, толикими трудами собранную, начали волцы зловерия Махометанского входити», – записал в дневнике Новицкий. Абызов финансировали бухарцы, потому что вести пушной торг напрямую им разрешалось только с единоверцами, а татары добывали мало зверя.

Незадолго до прихода миссии Филофея абыз Аваз-Баки Кулаев обратил в ислам остяков Буренских юрт и даже намекнул им, что Филофея можно убить, якобы на это уже есть приказ от властей: «Аз, рече, сам видел царское повеление во граде прибито – кто убиет архиерея, не будет за то ему казни». Остяки поверили. Едва миссионеры сошли с дощаников, остяки начали стрелять по ним из луков. Один монах был убит, другой – ранен в плечо; священнику Ивану Силину, сложившему руки для молитвы, стрела пронзила обе ладони. Буренский князь Уршанко выпалил во владыку из пищали, но пуля, по счастью, лишь порвала рясу: «вкруг изреза токмо одежду». Из Буренских юрт миссионеры отступили ни с чем.

Реконструкция святилища в музее «Торум Маа»

В этой миссии Филофей встретил ещё одного противника – коменданта Берёзова. Коменданту крещение инородцев было совершенно убыточно: новокрещенам прощали недоимки и на три года освобождали их от уплаты ясака, да ещё требовалось выделять из казны деньги на строительство церквей и содержание попов. И комендант компенсировал потери: налагал на новокрещенов подушный налог, словно на русских крестьян, или вообще силой забирал их в крепостные холопы. И «надзиратели», которых оставлял Филофей, защищали остяков, новых детей божьих, не только от искушений язычества, но и от корыстных сибирских братьев во Христе.

Но миссия 1713 года не закончилась с возвращением Филофея домой. Жалея остяков, владыка ничего не сказал Гагарину о нападении в Буренских юртах, но священник Иван Силин не утаил правды. А непокорство русские власти подавляли жестоко. Губернатор Гагарин отправил в Буренские юрты карательный отряд, и служилые повязали всех, кто напал на миссию, в том числе и князя Уршанко. В Тобольске их ждала плаха. Однако в каземат к узникам пришёл Филофей и уговорил остяков принять крещение – за это их простят. Остяки согласились. Филофей увёз их в Тюмень в свой монастырь и там окрестил. По преданию, крещёный князь Уршанко потом много лет ещё служил владыке по своей доброй воле.

За эти земли спорили друг с другом татары, башкиры и калмыки, и основать здесь обитель было делом очень рискованным: русские остроги не защитят, они далеко. Но старец Далмат полагал, что крепость веры оберегает надёжнее бревенчатой крепости, и поставил свой скит на «Белом городище» – на краю тревожной лесостепи, там, где речка Теча впадает в реку Исеть. В 1659 году пустынь Далмата была преобразована в Успенский монастырь.

Монастырь стал опорой русской крестьянской колонизации Зауралья. Ему приходилось выносить все трудности первопроходца. Братия терпела голод и нищету: в этих краях не от кого было ждать щедрых пожертвований. Монахи всё делали сами – растили хлеб и возводили храмы. На монастырь не раз нападали кочевники. В 1662 году, во время восстания Сары Мергена, башкиры пронеслись по Исети, разорили Катайский острог и слободы и сожгли обитель дотла. Старец Далмат и его сын Исаак возродили монастырь. К 1665 году в нём были уже две деревянные «щипцовые» церкви, братские кельи и амбары; их окружили бревенчатыми стенами-городнями с боевыми башнями. Воевода Годунов включил монастырь в свою Засечную черту как вполне надёжную крепость, однако эта Засечная черта не была достроена.

Крепость Далматовского монастыря

В 1680 году при Далматовском мужском монастыре был учреждён женский Введенский. Он находился рядом, в Рафаиловском бору. Там было 27 монахинь. Старица Ирина возглавила обитель и управляла ею 50 лет.

Далматовские игумены оказались людьми непростыми. Исаака власти подозревали в сочувствии расколу. Его подвергали осуждению, целый год он провёл на покаянии в Енисейске. Но потребности хозяйства вынуждали его укрывать и беглых крестьян, и старообрядцев: в 1684 году на монастырских землях прибыльщики нашли тайную деревню раскольников. Зато монастырь богател. Он продавал хлеб, рыбу, мясо, холсты и шерсть; он обзавёлся торговыми подворьями в Тобольске, Шадринске и на Ирбитской ярмарке.