Перемена климата - Хилари Мантел

Кит сдвинула брови.

— Оставь себе, если хочешь. Это очередной бзик Дэниела с его старомодными вкусами.

Она втащила в дом свой багаж, а потом целый час просидела на кухне, вяло отбиваясь от попыток Сандры поухаживать за нею, приготовить ей яичницу, отнести наверх сумки; не стала греть себе чай, не сходила в уборную, не смыла с лица копоть лондонской подземки. Просто сидела, не в состоянии перебросить мостик от прошлой жизни к той, которая ее отныне ожидала.

Минуло несколько дней; она ощущала, что угасает от неведомой, безымянной хвори. Ее словно окружало безликое белое пространство, пустота, расползавшаяся во все стороны. Она сознавала, что только ей суждено поставить диагноз и исцелить ту болезнь, которая поразила дом, восстановить этот внезапный дефицит счастья, обуздать мнимо неумолимое схождение во мрак.

Чуть погодя — Кит не сомневалась, что так оно и будет, — ее отец улучил возможность поговорить. Он искал разговора, а она не знала, что ему сказать. Но вскоре предстояло решить, вернется ли она в Лондон, согласится ли поработать в фонде. Жить в хостеле, проникаться духом демократии, соприкасаться со всеми слоями общества, забыть о старомодных бзиках. Самое главное — не судить других.

— Не хочу на тебя наседать, — начал отец. — Джулиану мы предоставили полную свободу, и не хотелось бы, чтобы ты подумала, что тебя мы в отместку пытаемся каким-то образом ущемить. Но, видишь ли, у меня куча заявлений от людей, которые ищут работу, которым нужна практика, прежде чем поступать на курсы социальных работников…

— Понятно, папа, — перебила Кит. — Я веду себя как эгоистка. — Она провела пятерней по волосам. Ральфу сразу вспомнилось, как приглаживала волосы Эмма — в Норидже, много лет назад. — Все дело в том, что до определенного момента жизнь кажется простой. Ходишь в школу. Поступаешь в университет. Думать ни о чем не надо, все решено заранее. Поступаешь так, как от тебя ждут. А затем тебе предлагают сделать выбор, и ты… ну, не знаю… застреваешь, что ли… Я и застряла. — Она принялась заплетать косу, не слишком туго, не слишком плотно. — Я как изношенный механизм, папа.

— Кризис ценностей. — Ральф понимающе кивнул.

— Так и знала, что должно быть какое-то умное обозначение.

— Извини. Но так и есть.

— А с тобой подобное бывало?

— Еще как бывало, милая, и не раз. Первый случился, когда мне было лет семнадцать…

— Это когда ты поссорился с бабушкой и дедушкой?

— Откуда… Ах да, вы же знаете. Многие месяцы после этого я чувствовал себя так, будто бреду куда-то в тумане, не разбирая дороги. Хочешь, назови депрессией. Я словно задыхался и пребывал в полном смятении. Раз я не мог принимать решения самостоятельно, другие люди принимали их за меня. Именно тогда я подался в преподаватели, хотя, видит бог, совершенно не годился для этого ремесла по своему характеру.

— Разве? Я всегда считала, что ты был хорошим учителем.

— Увы. Учителям необходимо многое знать наверняка и верить в свое знание.

Кит недоверчиво уставилась на отца, пораженная его словами.

— Хочешь сказать, что ты не веришь?

— Господи боже, девочка, я что, похож на человека, который верит во что-то нерушимо?

— Ну, такое впечатление ты производишь. Кажется, что ты веришь, например, в свою работу. А еще — в семейные ценности, в Бога, в лейбористов. В общем, много во что.

— Много во что, — повторил Ральф и задумался. — Не стану отрицать, что мой отец, твой дедушка, действительно много во что верил. Но, смею надеяться, его вера была глупее моей.

Кит усмехнулась:

— Ну да, быть креационистом и устраивать дома скандалы из-за теории Дарвина — это и вправду глупо. Очень по-викториански.

— Мне тоже так казалось. Даже тогда. Но здесь, в Норфолке, мы всегда изрядно отставали от жизни.

— Тебе стоило бы настоять на своем.

— Не все так просто, Кит. Меня могли наказать, причем сурово. В те дни люди не чурались унижать других.

Этими уклончивыми словами отец явно давал понять, что ей самой опасаться нечего — во всяком случае, с его стороны.

— Отдыхай, — сказал он. — А когда отдохнешь, поразмысли на досуге. И ты поймешь, чего хочешь добиться в своей жизни.

Она не стала заводить разговор об Африке. Лучше не надо, твердила она себе, не надо затрагивать темы, чреватые малоприятными последствиями. Но как-то ночью, бродя по сонному дому, она наткнулась на Робина, одиноко сидевшего в холодной гостиной перед мерцавшим экраном телевизора.

— Показывали основные события отборочного матча, — объяснил брат. — Только что кончилось. Уже иду спать. Кофе хочешь?

Кит кивнула, села на стул, бездумно подергала чехол и сказала:

— Между прочим, любая другая семья давно вынесла бы этот стул на поживу мусорщикам.

— Никогда не обращал внимания, — откликнулся Робин.

— Ты прямо как твой отец! Неужели ты не видишь, какое тут все убогое? Как бедно мы живем?

— Мы вовсе не бедствуем, — возмутился Робин. — Вот миссис Гласс и Сандра — да, они бедные. Бек потешается над Сандрой, когда та хвастается, что отыскала новую юбку в благотворительной лавке.

— Бек просто дурочка, пока мало что понимает. В ее возрасте думаешь, что ты уже взрослая и разумная, я хорошо это помню. А на самом деле разумности и отзывчивости в тебе — как в вышибале из ночного клуба.

— Тебе-то откуда знать про ночные клубы?

— Я знаю ровно столько, сколько положено дочери двух святых. — Кит огляделась по сторонам. — Так что там насчет кофе?

Когда Робин принес напиток — современный кофе, серый, чуть теплый, без сахара, — Кит спросила брата:

— Ты ведь меня понимаешь, да? Мама старается изо всех сил, следит за домом, за нашей прожорливой печкой, за развалюхой, которая у нас вместо стиральной машинки, за треклятым антикварным пылесосом. А отец привозит домой громоздкие вешалки из Ярмута, улыбается, точно Иегова, и пребывает в полной уверенности, что исполняет свой родительский долг. Ты никогда не задумывался, почему мы обязаны все время быть хорошими и добрыми, почему считается, что у нас обостренная совестливость, почему каждое лето нас донимают гости?

— Кстати, скоро подвезут новую порцию гостей, — сообщил Робин. — Морлоки, йеху, шлюхи и содомиты.

— Вот скажи, почему мы не можем жить нормально, как все? Жить для себя?

Робин уставился в мерцающий экран телевизора.

— Хейнс сделал 184 рана, — произнес он задумчиво. — Носился по площадке как демон. А Вив Ричардс сделал 145. Боже, храни Англию. Честно, Кит, не знаю. Если хочешь разбогатеть, почему ты не вышла замуж за Дэниела?

— Во-первых, он не звал, а во‐вторых, я не хочу замуж. И потом, замужество — не карьера. Как по-твоему, в какое время мы живем — в эпоху Уилли Грейса[31], что ли?