Волкодлаки Сталина. Операция "Вервольф" - Дмитрий Тараторин

— А значит все это, что ты круто попал, Васек, — меланхолично заявил майор, — только не думай, что мы тебя на бабки там выставить хотим, — ни в коем разе. Наши намерения чисты. Мы, знаешь ли, с приятелем фанаты футбольные. И, доложу тебе, болеем мы за вашу думскую команду. Так вот, очень нам желательно на тренировочку к вам попасть. Ну, сам понимаешь, вблизи на кумиров поглядеть, может, автографы-хуеграфы взять. Так ты оформи нас своими телками. То есть, блин, бодигардами, так ты лучше понимаешь, наверное.

— А может, все-таки лучше деньгами? — резонно засомневался в бескорыстии собеседника депутат.

— А может, лучше я сейчас тебе кадык на хер вырву, а? — ответил вопросом на вопрос майор и задушевно продолжил: — Вариантов у тебя, сука, нету. Давай одевайся, Казанова хренов, спортом будем заниматься.

* * *

Глубоки и необъятны Васюганские болота. Нет их обширнее и бездоннее на земле. Здесь, в самом сердце трясины, на островке заповедном, — партизанская база. Сюда чудом уцелевший Юра Котелков увел свой поредевший отряд. Спасла его природная везучесть. Пока шла у красных бойцов полным ходом подготовка к теракту против китайских оккупантов и местных предателей, Юрий решил прогуляться по городу, проведать, что да как.

Ксива, свидетельствующая, что он — сотрудник губернаторской службы безопасности, изготовлена была на славу. Гульнара расстаралась — и печати, и подписи настоящие. Сразу же потянуло его к памятнику Кирову — перед боем хотелось чего-то вроде благословения от последнего в округе большевика. Так Котелков и стал свидетелем чудовищной сцены свержения с постамента Сергея Мироновича, а затем и более роковых событий.

Юрий сразу понял, что огневые точки партизан обнаружены и вот-вот его боевых товарищей постигнет злая судьба. Недолго думая, он дал очередь по китайцам, а потом из подствольного ракетомета долбанул по статуе. Несколько трупов тут же рухнуло заливать кровью ночной асфальт, но вот истукан остался цел, невредим и даже непоколебим. Удивляться этому обстоятельству времени не было, и Юра перебежками, постреливая, скрылся в переулках.

Расчет его был прост. Пожертвовав собой, Котелков намеревался увести, отвлечь беспощадных врагов, чтобы дать товарищам время скрыться. Не переставая вести огонь по преследователям, он, конечно, отзвонил соратникам и отдал приказ немедленно ретироваться по заранее определенному отходному маршруту. По всем его прикидкам они должны были успеть.

Однако вышло иначе. Борю Ли провести было почти невозможно. А если и вышло бы это у кого, то, конечно, только у посвященного никак не меньшего ранга, а не у лихого, но наивного партизанского вожака. Боря сразу же взмыл в воздух и помчался над городом к тем окнам, в которые упирался невидимый луч, исходивший из меча императорского стражника. Прибыв на место, он магически заблокировал все пути отхода. Тут же перенесся ко второй точке (статуя исправно указывала курс) и проделал ту же роковую операцию.

А тем временем китайский спецназ примчался к гнездам террористов и блокировал их уже по-своему, вполне материально, используя всю имевшуюся в наличии живую силу и технику. На штурм косоглазые изверги пошли тотчас же, разумеется, нимало не беспокоясь о женщинах, стариках и детях, мирно посапывавших в соседних квартирах. Боря Ли знал своим вещим даосским сердцем, что партизаны не сдадутся, а следовательно, отдал приказ мочить всех. И он был исполнен скрупулезно и зверски.

Юра, воевавший тем временем во дворах с преследователями (вслед ему послали местные кадры, чтобы китайские силы не распылять), услыхав грохот взрывов и увидев вдалеке багровое зарево, понял, что операция сорвана, а товарищи его обречены. Вариантов не было — оставалось спасать остальных, ничего пока не ведавших в своей лесной чащобе. И Юра успешно ускользнул, пользуясь опять-таки ксивой, из города. Вот так партизаны и угодили в болото. Однако и это их убежище умудрился вычислить коварный враг. И тоже, кстати, не без помощи магии.

Той же роковой ночью, успешно расправившись с террористами (бились они, разумеется, до последнего патрона и пали смертью храбрых), Боря со статуей провели форсированный допрос всех сотрудников губернской администрации (слишком явно они чуяли, что есть там у партизан глаза и уши). И тотчас же поняли, что принадлежат они очаровательной секретарше новоиспеченного вана.

Даос не стал ее чудовищно пытать, дабы выведать место дислокации отряда русских патриотов. Он прекрасно владел более действенными контрразведческими приемами. Опять-таки благодаря своим сверхчеловеческим свойствам и умело используя навыки истукана, Боря ввел девушку в сомнамбулическое состояние. А в нем ее любящее Котелкова сердце повлекло Гульнару прямиком к болотам. Следом двинулся хищный враг, намеревавшийся уничтожить очаг сопротивления так, чтоб прочим неповадно было.

* * *

А между тем Троцкий сидел на самой вершине Пирамиды Солнца в одном из заботливо укрытых сельвой древних городов. Ночь была звездная и романтическая. Как раз в такую когда-то немыслимо давно в его юношеском горячем сердце поселилась мечта о всемирном восстании угнетенных.

— Фрида, Фрида! — позвал создатель Красной Армии. Но ответа не последовало. Его подруга и любовница, сама уже обретшая среди индейцев статус богини, тем не менее своего человечьего увлечения не бросала и писала сейчас в глубине храма, возвышавшегося за спиной Льва Давидовича, монументальное настенное полотно «Уицилопочтли — вождь всемирной революции».

Троцкий грустно усмехнулся, булькнул навеки не заживающей раной во лбу и принялся наслаждаться пьянящей мексиканской ночью в одиночку. Неисправимый перманентный революционер, он с годами полюбил такие минуты абсолютной тишины и покоя. Лев Давидович взглянул на звезды, пожевал ус и принялся кидать камушки с вершины пирамиды вниз, в непроглядную почти тьму. Длилось это, впрочем, недолго, поскольку откуда-то из ночной глубины вынырнул внезапно Дон Хуан и укоризненно посмотрел на Троцкого.

Старый брухо в последние дни беспрерывно жевал свежесорванные листья коки, а образовавшуюся кашицу сплевывал на уступы священной пирамиды. Так готовилось сырье для волшебного кокаина. С первыми лучами солнца в него проникала неистребимая энергия борьбы. Конечно, со стороны Льва Давидовича было несколько легкомысленно нарушить своими камушками магический ритуал, совершаемый брухо, в чем он тут же повинился и, дождавшись исчезновения Хуана, сразу погрузился в воспоминания.

Сто лет назад молодой и амбициозный, он шел по Петрограду с мешком кокса за плечами и чувствовал себя властелином реальности. Не было еще в «колыбели революции» никакого Ленина. А были он (только что прибывший на пароходе из Америки) и невиданная здесь доселе партия кокаина. Да к тому же не простого, а заряженного вирусом восстания, пламенем слепой и мстительной краснокожей ярости. Кстати, Ильич, прибыв в Питер и оценив эффект, оказываемый снадобьем на балтийских братишек, немедленно обнял Троцкого и с веселой хитрецой в прищуренном монгольском взгляде констатировал: «Так победим!».

— Эх, Ильич, Ильич, где ты теперь? — сокрушенно вздохнул Лев Давидович. Дело в том, что в первые же годы недавней всероссийской диктатуры тело вождя вынесли из Мавзолея и неведомо где тайно схоронили. А ведь пока он оставался внутри этой магической гранитной пирамиды, сохранялся шанс его воскресить. Хоть и спорили они до хрипоты когда-то, хоть и несдержан бывал в выражениях пролетарский вождь, а все-таки Троцкий любил его за беспощадную диалектичность мысли. Теперь же он даже не знал, куда запропастились страждущая ленинская душа и связанные с ней психические остатки.