Нет жалости во мне - Владимир Колычев

Он собирался убить Полторанина в подъезде, но Анжела своим длинным языком внесла корректировку в его действия. Что ж, тем лучше... Алик вложил использованный пистолет покойнику в одну руку, коснулся затворной рамы пальцами другой.

Такая вот вышла незадача. Разозлился мужик на свою любовницу, сгоряча напихал ей в голову свинца, а затем, не выдержав тяжести вины, застрелился сам. Сунул ствол пистолета в рот, нажал на спуск, и привет ритуальной службе.

Алик снял все три «жучка» – в спальне, гостиной и прихожей. Квартиру он покинул так же беспрепятственно, как и вошел. Без помех поднялся на чердак, вышел к шахте последнего подъезда, снял маску и перчатки, спокойно спустился в ночь.

Но это было еще не все. Добравшись до элитного дома на набережной, он перемахнул через ограду, чтобы не потревожить ночного сторожа. С консьержкой в подъезде было еще проще. Верней, ее самой вообще не было на месте. Где она пропадала, не важно. Главное, что она не видела, как Алик вернулся домой.

Зато Катька вскочила с кровати, едва он переступил через порог квартиры:

– Где ты пропадал?

Ее душила злость, но она умела держать в узде свои чувства. Поэтому она выглядела сердитой, но не более того. Слишком сильно дорожила она своим мужем, чтобы всерьез наезжать на него.

– По бабам ходил. А что?

– Как это – что? Ты по бабам, а я ничего?

– Но ты же ходила по мужикам. Жди, когда я сравняю счет.

Крыть ей было нечем, и она подавленно замолчала.

Алик разделся в ванной, сунул одежду в стиральную машинку, встал под душ.

Катька лежала в постели, когда он забрался к ней под одеяло.

– Тебе понравилось со мной этой ночью? – издалека начал он.

– С тобой?! Я была этой ночью с тобой?!

– А с кем ты была? Ну, признавайся!

– Ни с кем! – опешила она. – Одна здесь была... Не надо валить с больной головы на здоровую...

– Где ты видишь здесь здоровую голову? Мы оба с тобой не в себе. Ты грозишься убить Анжелу, я ее убиваю. Не семейка, а черт знает что!

– Я грожусь убить Анжелу?! – недоумевала она.

– Да. Ты приходила к ней и грозила создать ей проблемы.

– Я так и знала, ты был у нее!

– Но ты же заказала ее. А я убил...

– Я ее не заказывала... Что ты сказал? Ты ее убил?!

– Да. Пулю точно в яблочко загнал... Ты обещала ей проблемы, она их получила...

– Ты это серьезно?

– Серьезней не бывает... В общем, так, моя дорогая, ты хотела избавиться от Анжелы, ты от нее избавилась. А если тебя спросят, где я был этой ночью, что ты должна ответить?

– Тебе нужно алиби?

– Да. И я его получу. А если нет... Поверь, я не хотел бы, чтобы ты оказалась в тюрьме за соучастие...

– Это шантаж?

– Нет, просто мне приятно осознавать, насколько крепко мы теперь связаны. Муж и жена – одна сатана. Это про нас. Или нет?

– Я бы хотела, но... За что ты ее убил?

– Она меня предала. Она предупредила Полторанина, что я собираюсь его рассчитать. Она не должна была этого делать...

– А Полторанин?

– Лежит рядом с ней. Пулю хотел проглотить, да подавился... Поверь, все чисто. Он застрелил Анжелу и застрелился сам... Но если что – я был с тобой...

– Ты страшный человек.

– Я всегда был таким. Кто меня обидит, тот не жилец... Твое счастье, что меня трудно обидеть. Но если еще раз налево завернешь...

– Нет, нет, с этим уже все! – закрыв лицо руками, мотнула головой Катька.

– Тогда все нормально.

Он зевнул и повернулся на бок. Она попыталась прижаться к нему, но Алик бесцеремонно оттолкнул ее. Ему очень хотелось спать, но и без этого его тошнило от ее телячьих нежностей. Вот завтра напьется, тогда, может быть...

Пол на балконе застелен был кафельной плиткой, под ней – целая система электрического подогрева. Но шабашники позаботились и о том, чтобы сохранить пожарный люк, через который можно было попасть на балкон этажом ниже. Вмонтирован он был так четко, что сливался с полом, и Алик не сразу его обнаружил.

А люк ему был нужен. Вдруг менты, вдруг придется делать ноги... Пошла уже вторая неделя с того дня, как Полторанин застрелил Анжелу – похоже, именно эту версию и приняло следствие. Иначе Алика давно бы уже потревожили. Но за ним еще ни разу не приходили. И это вроде должно было его успокаивать, но почему-то, напротив, настораживало. Мало ли, вдруг это затишье перед бурей, от которой спастись можно только бегством.

Люк открывался просто, как два в квадрате. Нажал на утопленную в полу кнопку, крышка приподнялась, и ее можно поднимать. Но соседи внизу наверняка сделали ремонт, тогда за одним люком будет второй, и его так легко уже не откроешь.

Но, как оказалось, второго люка не было вовсе, и Алик смог заглянуть на балкон соседней снизу квартиры. Обычные полы, обычное остекление, обычная девушка у открытого окна с дымящейся в руке сигаретой.

Она не услышала шум сверху и не заметила мужскую голову под потолком. Алик мог бы спуститься к ней по железной лестнице как человек, но он полез по ней вниз на руках. А потом, ногами зацепившись за верхний край проема, просто повис, как пупырчатая гирька на старинных часах. И еще руки скрестил на груди.

Девушка выбросила в окно бычок, стала поворачиваться к двери лицом и только тогда заметила соседа.

– Ой! – от неожиданности шарахнулась она.

– Привет! Карлсона не вызывали?

– Э-э... Нет...

– Тогда за ложный вызов – поцелуй!.. Для начала можно воздушный.

Девушка смотрела на него заинтригованно и с осторожной улыбкой. А он откровенно любовался ею. Не сказать, что красавица, чуточку полновата, но, в общем, ничего себе. А возможно, когда он встанет с головы на ноги, она покажется ему еще привлекательней. Но как это сделать? Пол под головой чистый и сухой, но ведь если он сделает что-то не так, то не просто упадет, а в грязь лицом.

– Кто вы?

– Вопрос принят, – улыбнулся Алик.

И руками взялся за лестничные продолины, а на поперечины осторожно уложил пятки. И стал медленно скользить вниз, пока не коснулся руками пола. Дальше проще – стойка на руках и эффективный переворот на ноги. Он был в трикотажных трениках и без майки – в принципе в таком виде он мог сойти за гимнаста.

– Да, кстати, твой муж нас не заругает? – глянув на обручальное кольцо на ее пальце, спросил он.

– Мой муж на работе, – зарделась она, и на фоне разлившегося по лицу румянца ее глаза стали еще краше.