Френдзона для бэдбоя - Яна Лари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лифт, будто дождавшись команды, останавливается. Сдавшись, плетусь за ним к массивной двери и делаю вдох поглубже, пытаясь экстренно постичь дзен.
— Стоять! Вернись, говорю!
Из квартиры первым делом выкатывается белоснежное нечто, похожее на снежный ком с глазами. Небольшой такой, тявкающий мячик.
— Знакомься, Мари. Это Колобок, — смеётся Макс, подхватывая упитанного пса на руки. — Будь с ним построже, не ведись, даже если начнёт изображать голодный обморок. Руку не оттяпает, но из благодарности за вкусняшку запросто залижет до смерти.
— Мог предупредить, что будешь не один. Я бы чего-нибудь посущественнее к чаю сообразила, — выводит меня из предобморочного состояния женский голос. — Привет, Марьям.
Катя с последней нашей встречи не сильно изменилась. Та же уравновешенность в жестах и тоне, граничащая с лёгкой отрешённостью. Полная противоположность бесшабашному брату.
— Привет, — улыбаюсь ей немного скованно.
Макс с норовящим его обслюнявить Колобком подмышкой по-свойски заходит в прихожую,
— Не понял, а где наш счастливый бездельник? Ромео, ау? — зычно зовёт, открывая первую же дверь.
— Завидуй тише. Не всё тебе одному задницу в отпуске просиживать, — звучит приглушённым смехом, а следом к нам выходит высокий кареглазый брюнет.
Серьёзный, где-то даже слишком для своих явно неполных тридцати.
— Пардон, не знал, что у нас гости. Роман, — представляется с улыбкой.
Пусть меня здесь не ждали, но уже готовы принять как родную согласно приветливому выражению его лица. Лица, кстати, чем-то неуловимо напоминающего возмущённую ныне физиономию Мартышева.
— Кать, ну ё-моё! Когда ты уже проешь мужу плешь и откормишь пузо? Девчонки при виде старшенького всё так же дар речи теряют! — Макс оперативно избавляется от пса, затем обхватывает меня одной рукой за талию, ревниво придвигая к себе. — Дорогая, познакомься — мой старший брат, страшный зануда, но все в нём почему-то души не чают.
— Макс всё никак не смирится, что все вокруг женятся и заводят детей. — подмигивает Роман, накрывая ладонями едва заметный живот своей супруги. — Наш баламут боится, что скоро будет не с кем тусить, да?
«Баламут» лихим жестом суёт ему под нос свой телефон.
— Видал? — с гордостью показывает фотографию балующейся Ксюши. — Моя девочка. Так что тусить мне теперь есть с кем, не беспокойся.
— Ого… Это когда ты успел? Девчонка-то совсем взрослая.
А я в этот момент перехватываю ошарашенный взгляд Кати.
Она думает о том же, о чём и я… Подсчитывает… Сердце ноюще дёргается и тут же ускоряется… Этого не может быть! Но детали неумолимо складываются в убийственную по своей дурости ошибку.
Моё: «Я могу как-то связаться с твоим старшим братом?»
И Катино: «Конечно… Он ещё не уехал… Почти каждые выходные таскается домой с ненаглядной своей… А зачем он тебе?»
Досада на юном лице. Тогда я подумала — виной моя навязчивость.
Теперь понимаю — её к кому-то ревность.
У Кати было два сводных брата. Два! И оба старших. И оба по моим подсчётам на тот момент были студентами. Полномасштабный залёт.
Столько нервов потрачено. Сколько времени потеряно…
Обидно и радостно… Внутри меня буря противоречий! Потому что не врал он мне никогда, получается. Не предавал.
Просто я не так спросила, Катя не так ответила, Макс не то увидел — каждый был зациклен на себе, но все мы одинаково не стали разбираться.
Обессиленно прислоняюсь спиной к стене.
— Так ты про Макса спрашивала, да? — Катя смотрит на меня с таким выражением лица, будто сейчас то ли расплачется, то ли забьётся в истерическом смехе.
Убито киваю, разглядывая в её мочках знакомые серёжки. Нужно срочно брать себя в руки, потому что если мы тут обе рыдать начнём, то непременно зальём весь пол.
— Я не знала, что вас трое…
— Мне стоило сразу догадаться. Рома поступил в универ как раз перед твоим переводом в нашу школу, — с усмешкой сообщает Макс. — Ну что, теперь мне можно верить? Я помилован?
— Иди ты, — отмахиваюсь, закусывая дурную улыбку.
Молодая семья живёт в просторной квартире с огромными панорамными окнами и шикарным ремонтом. Катя отправляет парней в гостиную, а сами идём секретничать на кухню. Будущая мама много спрашивает про Ксению и настоятельно приглашает нас с малышкой в гости.
О себе она рассказывает с неохотой. Ненавистная падчерица, влюблённая в своего женатого сводного брата… Да уж. Тяжело ей с Ингой и её первой невесткой пришлось. Но, говорит, оно того стоило. Глядя в сияющие счастьем глаза, охотно верю.
С братом у Макса своеобразные отношения. Он Рому постоянно задирает, иногда довольно жёстко, а Рома лениво ставит его на место, но чаще подзуживает, приговаривая: «Сразу видно, кто у нас в семье младшенький. Что с тебя взять?».
Впрочем, это смотрится даже забавно. Мальчики и после двадцати такие мальчики.
Домой возвращаемся под вечер.
— Зайдёшь? — предлагаю, сжимая в руке фотографию из детского альбома Романа. На снимке Макс совсем кроха. Наглядное доказательство, что Ксюша папина копия.
— В другой раз, — качает он головой с плутоватой улыбкой. — Мне нужно кое о чём поговорить с Амилем. Сегодня устроим у меня небольшой мальчишник.
Макс склоняет лицо, проводит кончиком носа вдоль моего лба и мир вокруг начинает расплываться.
— Надеюсь, мне к вам опять с битой идти не придётся? — шепчу, цепляясь пальцами за его куртку, чтобы устоять на ногах. Глаза закрываются от удовольствия ощущать его так близко.
— Не знаю, не знаю… — шепчет мне в губы многообещающе.
И я от нежности поцелуя тоже уже не знаю, что спрашивала, не чувствую ног, не помню, как меня зовут.
В унисон
Всё это очень-очень странно…
Поднимаюсь по ступенькам, преследуемая ощущением какого-то вселенского заговора. Нет, день прошёл спокойно. Даже слишком. Все как вымерли!
Обедала я в гордом одиночестве. Герман с Максом не то что в кафетерии — в офисе весь день не показывались! Правда, последний прислал сообщение, что у него после мальчишника жуткое похмелье, поэтому на работе появится, только если его внесут туда вперёд ногами.
У Лины, куда я пришла забрать дочь, дверь мне никто не открыл. На мой звонок она ответила не сразу и таким голосом, будто как минимум бежала от гепарда. Подруга сбито сообщила, что дети ушли гулять с Амилем, добавила, что ей неудобно говорить и отключилась.
Тут как бы ладно. Брат вообще не пьёт, Мартышев вполне мог отдуваться за двоих, а Лина наверняка занята устройством личной жизни. Заодно понятно, куда подевался Герман и почему мне впервые за годы дружбы никто не открыл.