Моя последняя ложь - Райли Сейгер

Я могу ее понять. Лагерь закрыли. Репутация самой Френни была запятнана. Тео так и не отмылся от подозрений. Родители Вивиан, Натали и Эллисон подали три отдельных иска, обвинив лагерь в халатности. До суда дело не дошло, они ограничились компенсацией. Никто не знает точной суммы выплат.

– Я хотела, чтобы мое последнее лето было таким, как раньше. Поэтому открыла лагерь. Я думала, что если мне удастся, я утешусь и забуду о том, что случилось пятнадцать лет назад. Одно прекрасное лето – и я умру довольной.

– Это хорошая причина.

– Мне тоже так кажется. Я надеюсь, что ничто его не испортит.

Боль в груди сменяется онемением. Мои мысли занимает еще одна строка из дневника Вивиан.

Она что-то подозревает.

– Я уверена, что все будет в порядке. – Я стараюсь говорить бодро, надеясь скрыть свою тревогу. – Все отлично проводят время.

Френни отрывает взгляд от воды и смотрит на меня. Ее зеленые глаза болезнь изменить не в силах. У нее внимательный взгляд: кажется, будто она видит меня насквозь.

– А ты, Эмма? Тебе нравится?

– Конечно. – Я не могу даже смотреть на нее. – Очень.

– Хорошо, – говорит Френни. – Я довольна.

В ее голосе нет ни намека на тепло. Тон прохладный, словно легкий ветерок, кружащий над озером и посылающий по нему волны. Я потуже затягиваю халат, потому что мне вдруг становится зябко, и бросаю взгляд на Особняк. Там как раз появилась Лотти. Она стоит на террасе.

– Вот ты где! – кричит она. – Все в порядке?

– В порядке, Лотти. Мы с Эммой просто болтали про лагерь.

– Не задерживайся. Завтрак остывает.

– Вам пора, – говорю я Френни. – А я должна разбудить девочек в «Кизиле».

– Я не закончила историю про Чета и сапсанов. Она очень короткая. Чет просто сходил с ума из-за этих птенцов. Он все время на них смотрел. Мне кажется, он их полюбил. А потом случилось то, к чему Чет был не готов. Птенцы проголодались. И мама сделала то, что делают все мамы. Она их покормила. Она улетела и стала кружить в небе, пока не заметила добычу. Голубя. Бедного, ни о чем не подозревающего голубя. Возможно, он даже летел в Центральный парк. Мама-сапсан спикировала и схватила его. И принесла его в гнездо. Чет все видел. Она разорвала голубя на части своим острым крючковатым клювом и по частям скормила птенцам.

Я вздрагиваю, потому что ясно вижу хлопающие крылья и перышки, летящие по воздуху, как снег.

– Ее нельзя винить, – будничным тоном продолжает Френни. – Она выполняла свою обязанность. Она заботилась о птенцах. Но это разбило сердце Чета. Он пригляделся к крошкам-птенцам, и они показали свое истинное лицо. Он лишился детской наивности. Совсем маленького кусочка себя. Но он так и не обрел его снова. Мы с ним не говорим про тех сапсанов, но я уверена, что он жалеет, что наблюдал за ними. Он наверняка скажет, что не должен был подходить так близко.

Френни встает на ноги с некоторым трудом и пытается отдышаться. покрывало сползает вниз, и я вижу ее худые руки. Она быстро натягивает его обратно и говорит:

– Хорошего тебе утра, Эмма.

Френни уходит прочь, а я остаюсь с историей про Чета и сапсанов. На ложь не похоже, но чего-то в ней не хватает для правдоподобности.

Меня пробирает холодом, когда я понимаю, что это могла быть угроза.

На утреннем занятии по живописи я рассеянна. Девочки расставили мольберты вокруг обычного натюрморта. Стол. Ваза. Цветы. Я без интереса наблюдаю за тем, как они пишут. Меня больше волнует браслет, который снова на моем запястье. Мне удалось его починить при помощи цветной лески, которую я нашла на рабочем столе Кейси. Мера временная, и мне кажется, что браслет не протянет и до конца дня, не то что лета. Я продолжаю нервно его крутить.

Меня нервирует то, что в здании все чем-то занимаются. Бекка с юными фотографами только что пришла из леса. Кейси делает узкие кожаные ожерелья с бисером. По зданию прокатывается волна активности. Девочки. Жадные любопытное взгляды.

Кто-то из них знает, что я сделала пятнадцать лет назад. Я уверена, что вскоре получу еще один знак.

Я снова тяну браслет. Подхожу к Миранде и слежу за ее работой. Она обращает внимание на мое запястье. Я тут же отпускаю браслет и смотрю в окно.

Отсюда открывается боковой вид на Особняк, в котором продолжают жить своей жизнью члены семьи Харрис-Уайт. Чет и Минди о чем-то препираются по пути в столовую. Потом на утреннюю пробежку выходит Тео. Минуту спустя Лотти весело ведет Френни к озеру.

Сейчас Особняк пуст.

История Френни возвращается ко мне, я слышу, как она шепчет мне на ухо:

Он пригляделся к крошкам-птенцам, и они показали свое истинное лицо.

Я понимаю, что должна внять ее предупреждению. Иначе дело добром не кончится. Ответы на вопросы не означают автоматическое избавление от вины. Но как узнать наверняка, если я даже не попробую? Меня привела сюда пустота. Я видела Вивиан, потому что не знала, что случилось. По этой же причине она явилась мне прошлой ночью. И сейчас у меня есть единственная возможность разобраться.

– Мне нужно кое-что уладить, – говорю я девочкам. – Я скоро вернусь. Продолжайте работать.

Я дохожу до «Кизила» и достаю телефон с зарядкой, после чего отправляюсь в Особняк, двигаясь странно, иногда переходя на бег. Я не хочу привлекать к себе внимание, но при этом мне нужно спешить.

Я останавливаюсь перед выкрашенной в красный цвет парадной дверью и стучусь, на тот случай, если кто-то вернулся, пока я бегала в коттедж. Проходит несколько секунд. В Особняке царит тишина. Я кручу дверную ручку. Дверь не заперта. Я оглядываюсь и смотрю, нет ли кого поблизости. Вроде бы нет. Тогда я быстро и бесшумно захожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Иду через холл и гостиную, сворачиваю в кабинет.

Он приблизительно такого же размера, как весь «Кизил». По центру располагается стол. На месте наших кроватей – книжные шкафы от пола до потолка. Стена за столом увешана фотографиями. Здесь чувствуется запущенность – как в музее, которому не хватает финансирования. Лампа «Тиффани» покрыта тонким слоем пыли и скучает на столе. К дисковому телефону, вероятно, не прикасались несколько лет.

Я встаю на четвереньки и ищу розетку. Она за столом. Я подключаю к ней зарядку, а потом встаю в полный рост точно в центре кабинета, не зная, где искать. Без подсказок дневника Вивиан сложно определиться. Я помню, что она писала, будто ей удалось что-то стащить. Вероятно, улик было несколько.

Я иду к книжному шкафу слева. В нем стоит куча толстых замшелых томов, посвященных природе. Здесь есть Дарвин, «О происхождении видов». Рядом пристроился Одюбон со своими «Птицами Америки». «Уолден» Торо. Я беру толстую фиолетовую книгу и рассматриваю обложку. «Ядовитые растения Северной Америки». Я прохожусь по страницам и вижу картинки с кружевными цветами, красными ягодами, похожими на бруснику, ядовито-зелеными грибами. Сомневаюсь, что Вивиан говорила об этом.