Лица счастья. Имена любви - Юлия Лешко

Потом ребенок заслонил собой все эти переживания, сомнения. Все просто отошло на второй план. Или на третий: ведь старшему тогда было всего десять.

Нет, это еще был не конец. Та – миновала.

До этой было просто ровное сосуществование, со стороны выглядевшее как идеальный брак.

В конце концов, она всегда была убеждена: если хотя бы один из супругов хранит верность, брак можно сохранить. Она хранила и сохраняла.

* * *

…Господи, как мало надо, чтобы люди считали твой брак идеальным! Соблюдай приличия, в присутственных местах появляйся обязательно в обществе супруга, ну… и сама говори об этом почаще. В смысле, об идеальности твоего супружества.

* * *

Вообще, когда жена – красавица и муж похож на кинозвезду, почему-то хочется думать, что все в их жизни похоже на красивую киношную сказку. Сказки хороши исключительно в детстве. Если, конечно, ты не профессиональный сказочник.

… Она лежала в постели, пытаясь заснуть. Наверное, в своей комнате уже ложился спать муж. Старший сын уже давно жил отдельно, младший гостил у бабушки.

На электронном будильнике зеленело «23.11»: надо было срочно засыпать, потому что каждый час сна всегда был очень важен для нее. Она принадлежала к тем женщинам, у которых недосып сразу сказывался на красоте. А если к недосыпанию прибавить еще и слезы… Да. «Спать, спать, спать», как уговаривал какого-то очередного «батеньку» Ленин в старом фильме про революцию.

Кино, кино… Не надо быть народным артистом, чтобы превратить свою жизнь в кино для других. Всего-то делов – притворяться, что ты чуть счастливее, чем есть на самом деле. Даже особого таланта для этого не нужно. Вот – муж, вот – двое сыновей, вот – наша новая квартира, вот – чудная дача. Машина? В семье их три. Что еще? Отдых? За всеми рубежами, по несколько раз в году. А почему нет? Муж прекрасно зарабатывает, сама тоже не кукурузу охраняю…

Опять – сказка. Бр-р. Даже холодно стало. А ведь говорила, а ведь щебетала… Даже не для того, чтобы завидовали. Скорее, чтобы верилось самой: все у меня – лучше всех. А то, что не все гладко с мужем, в конце концов, никого не касается. Переживем. Или – переживу?

Кое-кто из подруг знал правду. Верные подруги молчали, неверные… тоже молчали. «А кому легко?» Под каждой крышей – свои мыши.

Все, все, все, хватит!..

Дети здоровы, родители – живы, муж – дома, вон там, в конце коридора налево его комнатка, увешанная картинами собственного авторства и картами водоемов. Он же еще и рыбак…

Комната младшего больше, чем его «кабинет».

…Что он делает? Спит? Или читает? Рисует? Сидит в сетях? Говорит по телефону? С ней?

Если бы не его признание, думала бы она о нем, вот так – постоянно, тяжело, неотступно? Ведь привыкла уже к его ровному дружелюбию, к спокойной заботе о детях. И, в общем, к мужскому равнодушию тоже.

Почему же сейчас так саднит сердце? Странно: лучше всего передают чувства вот такие стертые штампы – «саднит сердце». Правда – как открытая рана, ноет и дергает. И чего бы ни вспомнила, что бы ни делала – как будто задевала эту рану.

«Я все понимаю: она не самая красивая, не самая умная… Ты рядом с ней – богиня… Но я люблю ее, я не могу без нее жить. Я должен быть рядом с ней, она без меня пропадет…» Такие же штампы. О любви тоже все говорят одинаково, но так, как будто сами только что придумали эти слова, выстрадали.

А этот – еще и показал фото! Господи, и чего он хотел этим добиться? В чем убедить? В том, что его большая любовь нашла, наконец, достойную из достойнейших? Прекраснейшую из прекраснейших? Чистейшей прелести чистейший образец?

Ей одного взгляда хватило, чтобы сканировать соперницу. Удивительно: у этой молодой (лет на семь моложе ее и лет на десять – мужа) женщины большие глаза, нормальный нос и рот, а все это так и хочется назвать уменьшительно-ласкательно – «ротик, носик, глазки». Что-то такое во взгляде – нарочито беззащитное. «Ах, помоги мне… Я такая слабая… Непредсказуемая такая вся я…» Перебор с женственностью – первый признак хваткой, расчетливой и неискренней особы.

Он, конечно, все еще хорош. Высокий, мужественный, с добрым красивым лицом, сильными руками…

Но и материальные «активы» в виде движимого и недвижимого имущества тоже в большом порядке. За десять лет та, естественно, во всем этом убедилась и не раз.

Но разве что-нибудь можно доказать безумно влюбленному… вот уже десять лет.

* * *

Так, он безумно влюблялся все эти годы, а что делала она?

Если одним словом – ничего. То есть работала, растила младшего. Старший как-то сам собой очень неплохо вырос, поступил в институт, учился, встречался с милыми девушками. Да, тут все – слава Богу.

Что еще? Помогала маме, боролась с болячками отца. Похоронила бабушку…

Дружила, суетилась, смеялась, плакала. Все некогда, некогда, цейтнот, запарка. Ничего, успевала.

Знакомых так много, что одиночество в душе окружающим совершенно незаметно. Ведь и работа такая, что все время на людях: приходится держать лицо. Наверное, правы японские психологи, придумавшие эту теорию насчет того, что настроение можно «заказать» при помощи улыбки. Хочешь улыбаться или нет, растяни губы, сделай над собой небольшое усилие, и организм откликнется, сработает рефлекс: о, она улыбается – значит, у нее все хорошо!

…Она улыбнулась в темноте. Да, уже темно. Летом только после одиннадцати становится темно. А сейчас… Она глянула на зеленые цифры с пульсирующей точкой посередине: «23.56». Еще немного и будет «00.00». Очень символично.

* * *

Странный звук раздался извне, где-то за окном. Кто-то осторожно поскреб по подоконнику чем-то острым.

Это было неожиданно и страшно! Зловеще… Она почувствовала, как на голове натянулась кожа под волосами. Двенадцатый этаж!.. ЧТО ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ?!.

Наступила тишина. Сердце билось в ушах, но слух, однако, обострился до предела. Нет, тихо…

И тут звук повторился снова: кто-то скреб… по подоконнику?

Вообще-то она никогда не была робкой. Наоборот: всегда себя уважала за то, что в трудный момент умела сгруппироваться, не раскисать. Если была одна, быстро принимала решение. Если была с кем-то, «командование» брала на себя.

Только вспомнить, как болели дети! У старшего до школы был ларингит: чуть что – удушье, детский испуг, хриплый плач… И всегда – в три часа ночи! Скорее ванну горячей водой налить, ножки – в воду, от горла кровь оттягивать. Пока «скорая» приедет – приступ снят.

С младшим та же история, да тут уже и небулайзеры появились, стало проще.

Вот это был – страх!..

Инфернальный звук, однако, чувства юмора не уничтожил. «Это у меня на душе кошки скребут…»