Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени - Алексей Смирнов

С приездом в Москву новгородского гонца позиции дворянской партии во главе с Дмитрием Пожарским еще более усилились. Вождю ополчения удалось перетянуть на свою сторону казачьего предводителя боярина Дмитрия Трубецкого, отказавшегося от поддержки кандидатуры Михаила Романова. Нельзя было забывать и о традиционном авторитете в народе представителей родовитых боярских фамилий. Пусть многие бояре и запятнали себя сотрудничеством с поляками, но обаяние их громких фамилий было куда сильнее, чем негодование по поводу их поступков. И Дмитрий Пожарский распорядился вызвать в Москву укрывшихся по вотчинам «изменников», обещав им защиту от казачьего произвола. «Польская партия», поняв, что принц Владислав на выборах не пройдет, влилась в ряды «шведов»: Карл Филипп был все же лучше, чем отечественный кандидат, победа которого могла означать продолжение анархии и соперничество за власть различных кланов.

Казаки, видя усиление противников, попытались заставить избирательный Собор ответить на принципиальный вопрос: выбирать царя из русских или из иностранцев? Ставка была на то, что непопулярный к тому моменту принц Владислав, точно гиря, потянет за собой на дно еще не отыгранного Карла Филиппа. Но сторонники Михаила Романова проиграли. Дмитрий Пожарский выступил с убедительной речью, напомнив выборщикам о бедах, которые повлечет за собой избрание царя из «своих». Недавний опыт показывал, что с соотечественниками на престоле русская земля пережила много бед и только шведский принц сможет спасти страну от анархии и объединить народ перед угрозой нового польского вторжения. Если же выберут царя из урожденных русских, не только Польша, но и Швеция станет врагом. Кроме того, оккупированный шведами Новгород с прилегающими территориями будет безвозвратно потерян.

7 февраля 1613 года выборщики, заседавшие в Большом Кремлевском дворце, высказались в пользу иноземного принца, то есть Карла Филиппа. Его коронацию запланировали на конец месяца. Это принципиальное решение, проведенное национальным героем Дмитрием Пожарским, почти на четыре столетия стало одной из самых больших тайн русской историографии. Профессионалы, поначалу выполнявшие заказ правящего дома Романовых, а затем следуя традиции, вышли из неудобного положения с исключительной простотой. За решение Собора была принята непрошедшая резолюция «казачьей партии», гласившая: «а Литовского и Свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных никоторых земель людей на московское государства не обирать, и Маринки с сыном не хотеть».

Шли дни, Пожарский и его сторонники с надеждой ждали новостей из Новгорода о прибытии Карла Филиппа в Выборг. Обстановка в столице между тем накалялась. Казаки всеми силами пытались разрушить формальный ход выборной процедуры. Видя, что проигрывают, они предложили бросить жребий, чтобы Бог указал, кому из кандидатов на престол править на Руси, а когда эта идея была отвергнута, стали готовить переворот. Толпы вооруженных оборванцев, предводительствуемые кликушами-священниками, собирались у дворов Пожарского и Трубецкого, перешедших на осадное положение. Чернь вопила, что хочет только Михаила Романова, который вознаградит ее за лишения и страдания при освобождении Москвы от поляков. Шведский король обманывает русских, как это уже сделал Сигизмунд, он хочет приобрести Россию для себя!

Запуганные выборщики стали колебаться. У всех на памяти была расправа казаков с предводителем первого земского ополчения Прокопием Ляпуновым. Жизнь дороже, чем принципиальный спор о том, кто окажется лучшим царем для России. К тому же аргументы казачьих вождей начинали действовать. Королевич все не ехал, и — кто знает, — может, шведский король Густав Адольф вовсе и не думает отпускать брата на царство, а лишь пытается извлечь из этой истории собственные выгоды. Пожарский пытался тянуть время, говоря, что Михаил Романов слишком молод, ему нельзя садиться на престол в такое трудное время. Казачья партия восприняла эту новую тактику как проявление слабости и лишь усилила нажим.

Среди бояр, чутко следивших за расстановкой сил в Москве, тоже появились сторонники Михаила Романова. В конце концов, юность и слабость монарха тоже могут быть полезны — больше власти перейдет к боярской думе. Федор Шереметьев, объясняя причину своей активной поддержки этого кандидата, писал боярину Василию Голицыну, находившемуся в польском плену: «Мы выберем Мишу Романова, он молод и еще незрел умом, и нам с ним будет повадно».

Страсти достигли пика, когда выборщики собрались на очередное заседание 21 февраля 1613 года. Во дворец ворвались разъяренные казаки с криками, что никто отсюда не уйдет, пока не выберут Михаила Романова. В русской историографии, на протяжении столетий лепившей из лоскутов приемлемую канву событий, об этом форменном парламентском перевороте ничего не говорится. Лишь вскользь упоминается, что права Михаила Романова на престол популярно объяснил Собору некий «славного Дону атаман». Однако для современников обстоятельства воцарения основоположника династии Романовых не были тайной. В Швеции и Польше даже годы спустя после этих событий Михаила Романова презрительно называли «казачьим царем».

Мы не знаем, что происходило в тот день с Дмитрием Пожарским и его сторонниками, возможно, их попросту не пустили на заседание Собора. В поспешно разосланной 25 февраля по городам грамоте говорится о единодушном избрании на престол Михаила Романова. Польского и шведского принцев Собор отверг, поскольку отец первого разорял Россию и угнетал православных, а шведский король обманом захватил Новгород. Среди лиц, подписавших этот документ, нет имен вождей земского ополчения Пожарского и Трубецкого, как и имени знатнейшего из бояр, возглавлявшего семибоярское правительство, князя Мстиславского. Казачий переворот удался, теперь оставалось убедить робкого и болезненного юношу принять скипетр из рук разбойников, уже вознесших за последние годы к власти череду самозванцев.

Никто точно не знал, где находятся Михаил Романов и его мать, инокиня Марфа, выехавшие из бурной и голодной Москвы сразу после освобождения столицы от поляков. Была сформирована делегация — нетрудно догадаться, что в ее составе не было ни Дмитрия Пожарского, ни Кузьмы Минина, ни Дмитрия Трубецкого, находившихся под домашним арестом, — которой поручили «искать царя». Его нашли тринадцатого марта в Ипатьевском монастыре возле Костромы.

Торжественная церемония приглашения Михаила на царство состоялась на следующий день. Посольство, взяв для поддержки костромское духовенство, направилось к монастырю с иконами и хоругвями. Инокиню Марфу с сыном пригласили прошествовать в соборную церковь, где послы и сообщили о цели своего визита: Московское государство просит Михаила принять скипетр, а мать — благословить сына на царство. Эта новость не вызвала радости у монастырских затворников. Марфа ответила послам: «Сын мой еще не в совершенных летах, да притом Московского государства люди измалодушествовались — давали свои души прежним московским государям и не прямо служили им». Перечислив всех погубленных московских царей — от убитого сына Бориса Годунова до Василия Шуйского, постриженного в монахи и отправленного в Польшу, — Марфа заключила: «Как же можно быть на Московском государстве государю, видя такое непостоянство и крестопреступления, и убийства, и поругания над прежними государями?» Ее беспокоило и разорение государства, из-за чего царь не мог выполнять своих обязанностей — платить войску и чиновникам, — и судьба находившегося в польском плену митрополита Филарета, которого поляки могли убить из мести после избрания на престол его сына. Кроме того, без благословения отца нечего было и думать о принятии Михаилом царского посоха.