Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов

– А сама советовала мне расслабиться.

– Не знаю, – покачала она головой и выдернула у него из руки свою ладонь. – Мне даже страшно представить, что ты там натворил.

– Да ничего такого, из-за чего тебе стоит переживать, – улыбнулся Лапа. – Ты, что, газет не читаешь?

– Нет, некогда, – сухо ответила она и встала, чтобы выключить примус.

Лапа приблизился к окну и осторожно выглянул из-за занавески. Ничего подозрительного на улице он не заметил. Обычная картина. На проспекте в этот час было немноголюдно. Какой-то мальчишка в клетчатом картузе торговал сигаретами на углу у конторы «Союззолото». Мимо него прошествовала хорошо одетая пожилая пара. По проспекту прогромыхала телега, затем грузовик. Навстречу по другой стороне улицы проехал таксомотор. Женщина в простом белом платье с девочкой перешла через улицу и направилась в булочную.

Закрыв занавеску, Лапа вернулся к еде.

– Я патефон заведу, – сказала ему Эльвира, направляясь в комнату.

– К черту патефон, – буркнул Лапа, – сейчас опять какую-нибудь слезливую дурь будешь слушать.

– Не дурь, а «Кирпичики», – поправила его Эльвира, – я вообще-то у себя дома, хочу и слушаю…

Тут же послышался шорох, затем ускоряющаяся мелодия и голос певицы, исполнявшей романс:

Где-то в городе, на окраине,

Я в рабочей семье родилась,

Лет шестнадцати, горе мыкая,

На кирпичный завод подалась.

На заводе я Сеньку встретила,

И с тех пор, как заслышу гудок,

Руки вымою и бегу к нему

В мастерскую, накинув платок.

Но, как водится, безработица

По заводу ударила вдруг.

Сенька вылетел, а за ним и я,

И еще двести семьдесят душ.

– Дрянь, – прокомментировал Лапа и залпом осушил кружку с чаем.

– Очень даже популярная вещица, – возразила Эльвира, появляясь в дверях кухни, – ты просто в музыке ничего не понимаешь. Тебе бы только на гитаре тренькать.

– Да ладно, – протянул Лапа и в следующую секунду оказался рядом с ней. Рванул пояс халата. Она стала сопротивляться:

– Нет, не сейчас.

– Что значит нет! – возмутился Лапа, покрывая ее шею и грудь поцелуями.

– Ну, не надо, – пробормотала Эльвира с полузакрытыми глазами. Сопротивление ее ослабло, а затем и вовсе прекратилось. Они вновь оказались в постели.

– А можно я буду сверху, – попросила она у него.

– Да пожалуйста, – ухмыльнулся Лапа и закинул руки за голову, предоставляя ей полную свободу. Потом он заметил, что девушка действует как на автомате. Тело было здесь, а мысли где-то далеко. Из задумчивости ее вывел визгнувший патефон, песня закончилась. Она соскочила с кровати и бросилась к патефону:

– Я сейчас переставлю.

– Какого хрена! – с тоской воскликнул Лапа. – Тебя патефон, что ли, больше возбуждает, чем я?

Ответить она не успела – в комнату ворвались вооруженные люди в штатском. Командир опергруппы схватил обнаженную Эльвиру за горло, притянул к себе, прикрываясь, и навел на «медвежатника» револьвер:

– Сергей Ипатьевич Лапин, вы арестованы! Не двигаться! – И добавил насмешливо: – Эй, руку от стула убери, я ведь не промахнусь!

Лапа послушно убрал руку. Если бы не Эльвира, он бы успел выхватить оружие и уложить всех троих или перевернуть кровать, защититься от пуль и выскочить в окно. Но, к несчастью, девке взбрело в голову переставить пластинку, и теперь она стояла на линии огня.

Лапа поднял руки, демонстрируя отсутствие оружия, а сам подумал, как так вышло, что он не услышал щелчка замка входной двери, не через стену же они просочились.

– Вставай, одевайся! – рявкнул на него один из энкавэдэшников, размахивая перед лицом стволом.

– Уже одеваюсь, – спокойно ответил Лапа.

В его голове тем временем складывался план побега. Было ясно, что он был нужен им живым, иначе парни не теряли бы времени, а сразу расстреляли его с порога. Видно, в НКВД хотели знать, куда он дел деньги Госбанка. Это было ему на руку. Лапа быстро оделся под пристальными взглядами чекистов. Один из них взял его пистолет со стула и заткнул себе за пояс. Эльвире тоже позволили одеться, но командир группы постоянно старался держать ее перед собой как живой щит. Он подозревал, что Лапа может что-нибудь выкинуть, поэтому не расслаблялся ни на минуту и приказал сковать руки «медвежатника» наручниками. Лапа не сопротивлялся. Подумаешь, большое дело!

– Давай на выход. – Ему указали стволом пистолета на дверь, прикрыли наручники пиджаком, чтобы не шокировать обывателей на улице, и Лапа пошел вперед.

На лестничной клетке дежурили еще двое сотрудников НКВД. Оказавшись на середине лестницы, Лапа начал действовать. Открытые наручники упали к его ногам. Он швырнул пиджак в лицо провожатому, неожиданно для чекистов уклонился от пули шедшего сверху, схватил его, сломал руку, точно сухую тростинку, и пихнул на остальных вверх, используя как живой таран. Затем поднял и швырнул на чекистов, стоявших у двери и готовившихся выстрелить. Затем треснул одного нападавшего кулаком в висок, выхватил у него пистолет, второго впечатал в стену с такой силой, что тот отключился и сполз на ступеньки безвольной куклой, оставляя на стене кровавый след. Командир опергруппы, шедший позади всех, успел втащить Эльвиру обратно в квартиру и открыл огонь из табельного оружия. Лапа, для острастки, выстрелил в ответ, чтобы он не высовывался, а сам тут же прыгнул вниз на копошившихся в темноте чекистов. Кто-то из них успел выстрелить, и пуля прошла совсем рядом. Лапа врезал ногой наугад и услышал приглушенный стон. Другого он оглушил ударом рукоятки пистолета, отпихнул цеплявшиеся за ногу руки и выскочил из подъезда на улицу. Однако радоваться было рано. Двое сотрудников НКВД, дежуривших снаружи, теперь целились ему в лицо из револьверов. По их лицам Лапа понял, что парни настолько напуганы, что уже забыли приказ взять его живым. Одно неловкое движение, и он труп. Разум упорно искал выхода. Лапа замер, решая, что делать. И вдруг мир в его глазах покачнулся. В голове будто произошло небольшое землетрясение. Потеряв точку опоры, он упал вперед на руки, и пистолет отлетел в сторону, позвякивая по булыжникам мостовой. В глазах все кружилось, но он заставил себя удержаться и обернулся.

– Пацанчик, а у тебя крепкий череп, – поигрывая кистенем, ухмыльнулась ему дебелая круглолицая девица в фуражке с красным околышем. В глаза бросились кожаный френч, темно-синяя гимнастерка, хромовые сапоги из кожи отличной выделки, подогнанные по ноге. В красной петлице на воротнике – два ромба, как у помощника начальника регионального особого отдела.

Лапа держался изо всех сил, чтобы не потерять сознание, но сопротивления больше оказать не мог. Его схватили, попинали, заковали в наручники и затолкали в зеленый крытый грузовик, в узкую зарешеченную клетушку, в которой нельзя было даже развернуться. В соседнюю клетушку запихнули бледную Эльвиру. Охранник закрыл замок и сел на лавку возле стены с пистолетом наготове. Дверь снаружи заперли. «Воронок» взвыл двигателем и сорвался с места. Не было сомнений, что их везли в казематы ОГПУ, расположенные в центре города. Лапа не слышал, чтобы оттуда кому-нибудь удалось бежать, и на него серой волной накатило уныние.