Карточный домик - Майкл Доббс

– О да, ты бы сражался с ублюдками до самого конца. И, наверное, одержал бы победу. Но эта должность уже уничтожила моего брата, а теперь убивает и меня. Я не позволю ей сделать несчастной Сару. Извини, но я должен ей все рассказать.

Сорок девятый преемник Уолпола на посту премьер-министра направился к двери в зал заседаний Кабинета, почти в последний раз положил руку на ручку и снова обернулся.

– Кстати, я уже чувствую себя лучше.

На следующий день, за несколько минут до десяти часов, члены Кабинета министров собрались в зале для заседаний. Каждого из них пригласили на Даунинг-стрит лично, и большинство удивилось, обнаружив, что присутствуют и остальные члены Кабинета. В воздухе повисло напряжение, сдобренное любопытством, и пока все ждали появления премьер-министра, за столом шел приглушенный разговор.

Когда Биг-Бен пробил десять, дверь распахнулась и в зал вошел Коллинридж.

– Доброе утро, джентльмены, – сказал он непривычно тихо. – Я рад видеть вас здесь сегодня. Но не задержу надолго.

Он уселся на свое место, достал из кожаной папки, которую принес с собой, лист бумаги, аккуратно положил его перед собой и обвел взглядом коллег. В комнате установилась гробовая тишина.

– Сожалею, что не сообщил вам, что сегодня здесь соберется весь Кабинет, – продолжил Генри. – Как вы в самое ближайшее время поймете, я поступил так для того, чтобы обеспечить присутствие всех членов Кабинета, не создавая почвы для ненужного внимания и слухов.

Он сделал глубокий вдох, наполненный облегчением и болью одновременно.

– Сейчас я прочитаю короткое заявление, которое намерен обнародовать сегодня – немного позже. В час дня я отправлюсь во дворец, чтобы официально довести его до сведения Ее величества. Я должен просить всех вас, связанных обязательствами, которые накладывают ваши должности, сохранить содержание данного заявления в тайне, пока о нем не будет сообщено официально. Мне необходимо быть уверенным в том, что Ее величество услышит все от меня, а не из средств массовой информации. Кроме того, я прошу об этом каждого из вас, как о личном одолжении.

Глава правительства медленно обвел взглядом собравшихся за столом членов Кабинета, посмотрев каждому по отдельности в глаза, и они по очереди кивали в ответ на его просьбу. Затем он взял листок бумаги и принялся медленно читать текст, тщательно выговаривая слова и прогнав все следы сожаления, которое он, возможно, испытывал:

– В последнее время в средствах массовой информации появился ряд голословных обвинений в мой адрес и в адрес моей семьи. Эти необоснованные заявления продолжают множиться. Я уже не раз говорил и намерен повторить сейчас, что не совершал поступков, которых мог бы стыдиться. Я жестко придерживался правил и принципов, которым должен следовать премьер-министр. Прозвучавшие в мой адрес обвинения чрезвычайно серьезны для человека, занимающего государственный пост – речь идет о том, что я использовал свое положение для обогащения собственной семьи. Я не в силах объяснить экстраординарные обстоятельства, о которых говорят средства массовой информации и которые стали причиной обвинений, выдвинутых в мой адрес. Поэтому я попросил секретаря Кабинета министров провести независимое официальное расследование данных фактов. Природа данных обвинений не дает мне возможности доказать, что я не совершал противозаконных поступков, но я уверен, что официальное расследование приведет к тому, что правда будет открыта, а я – оправдан.

Генри с трудом сглотнул. Во рту у него пересохло, и ему все труднее было произносить слова.

– Однако расследование может занять существенное время, – с трудом продолжил он читать. – В данный момент сомнения и инсинуации причиняют серьезный вред работе правительства и моей партии. Между тем все силы и внимание правительства должны быть направлены на выполнение программы, благодаря которой мы одержали победу на недавних выборах, но в нынешних условиях это становится невозможным. Под сомнение поставлена честность премьер-министра, и мой главный долг состоит в том, чтобы развеять все подозрения. Вот почему, чтобы восстановить и сохранить свое честное имя, сегодня я попросил Ее величество королеву об отставке с того самого момента, как будет избран мой преемник.

Кто-то из присутствующих громко выдохнул, но в остальном за столом царила полнейшая тишина. Казалось, сердца присутствующих перестали биться.

– Всю свою взрослую жизнь я посвятил стремлению к политическим идеалам, и теперь все во мне протестует. Я не хочу покидать свой пост при таких обстоятельствах. Я не бегу от обвинений – скорее, мною движет надежда, что они будут сняты максимально быстро. Кроме того, я намерен вернуть мир моей семье. Надеюсь, история покажет, что я принял правильное решение.

Закончив, Коллинридж вернул листок бумаги в папку.

– Благодарю вас, джентльмены, – отрывисто сказал он и стремительно вышел из комнаты.

* * *

Ошеломленный Уркхарт сидел в самом конце стола зала заседаний. Все о чем-то переговаривались и удивленно восклицали, но он не мог присоединиться к ним и лишь застывшим взглядом смотрел на опустевшее кресло премьер-министра, наслаждаясь своим могуществом.

Он это сделал. Один. Уничтожил самого влиятельного человека в стране. Он обладает властью, о которой не могут и мечтать людишки, сидящие за этим столом. Фрэнсис знал, что он единственный достоин занять опустевшее кресло премьер-министра. Остальные – всего лишь пигмеи, муравьи по сравнению с ним.

Уркхарт перенесся на сорок лет назад, когда он еще совсем юным новобранцем готовился сделать свой первый прыжок с парашютом с высоты 2500 футов над полями Линкольншира. Никакие инструкции не могли подготовить его к ощущению страха и одновременно восторга, который он испытал, сидя возле открытого люка двухмоторного «Айлендера», когда его ноги болтались в воздушном потоке от винта, а сам он смотрел на землю, находившуюся в миллионах миль внизу.

Его парашют был прикреплен к жесткому тросу, который, как сказал инструктор, обеспечит безопасное приземление. Но простая логика здесь не работала. Прыжок с парашютом – это акт веры в судьбу, готовность принять опасность, если это единственная возможность реализовать себя, то, к чему стремится каждый настоящий мужчина. Несмотря на жесткий трос, иногда даже самые смелые замирают около открытого люка, лишившись веры, и их самоуважение уносит воздушный поток. Однако Уркхарт чувствовал себя всемогущим, подобным Богу, когда смотрел на свое королевство с высоты, отбросив в сторону логику и страхи окружавших его простых смертных.

Так и теперь – глядя на пустой стул, он знал, что время сомнений прошло, что он должен верить в себя и свою судьбу. Фрэнсис спрыгнул с самолета, воздушный поток подхватил его, и он мчался к точке на границе откровения, где ему суждено было узнать, что приготовила ему Судьба. Он внутренне улыбнулся, но старательно сделал вид, что потрясен так же, как и все остальные.