Поцелуй пирата - Тереза Медейрос

Мориса сотрясала дрожь вожделения, и он никак не мог справиться с ней. Девушка инстинктивно сжалась, и его пронзило острое наслаждение, когда в разгоряченном воображении он представил себе свой следующий шаг.

В эту минуту Люси расслабилась и опустилась на его живот; сначала мягко, стыдливо коснувшись напряженной плоти между его бедрами, а затем плотно надавливая на нее ягодицами, словно она была не в силах преодолеть этот инстинктивный порыв.

У обоих из груди вырвался прерывистый стон.

Морис резко отдернул руки и, припав головой к ее горячему плечу, замер, стискивая челюсти и прилагая все силы, чтобы овладеть собой.

Господи, что же он делает?

Восторженная неискушенная девушка доверчиво бросилась в его объятия; не задумываясь, а скорее всего не представляя всех последствий их опасной близости. А он… он цинично пользуется ее неопытностью, лишь бы утолить безумный голод, снедающий его! Что же ждет ее потом, когда он уйдет? И пусть Люси не требовала от него никаких обещаний, но ему-то будет каково, когда он оставит ее, зная, что она навсегда обесчещена?

«Господи, дай мне выдержки!» – судорожно сжимая плечи девушки, просил Морис. Ему вдруг пришло в голову, что, если он не устоит перед искушением и ввергнет Люси в беду, это будет одновременно и его торжеством над адмиралом и торжеством его врага над дочерью. Еще бы, ведь тогда оправдаются самые мрачные его прогнозы, когда он убеждал всех и вся, что в крови Люси течет порочная кровь легкомысленной француженки, которая и сказывается в каждом предосудительном шаге девушки. Морис был уверен, что бездушный адмирал с презрением откажется от опозорившей его дочери, хладнокровно выкинет ее на поругание жадной до грязных сенсаций толпы.

«Нет, о нет, Господи! Пусть у меня на душе не будет этого греха!»

Морис разжал руки, ласково погладил ее по волосам и ободряющим жестом похлопал по спине.

Люси уже почувствовала перемену в его настроении. И хотя ее голова, казалось, безмятежно покоилась на его плече, она лихорадочно пыталась понять, в чем дело. Наверное, она ему чем-то не понравилась. Может быть, она вела себя слишком смело, позабыв о девичьей стыдливости. Но разве можно было устоять перед его необузданными ласками! Люси даже не представляла, что прикосновение его сильных нежных рук может вызвать такое острое, ни с чем не сравнимое наслаждение. И… кажется, ему это тоже нравилось… Так что же случилось?

– В чем дело, Морис? Я сделала что-то не так? – Люси вдруг осознала, что спрашивает его вслух.

– Ничего. Ни ты, ни я ничего плохого не сделали. Именно поэтому сейчас тебе нужно идти.

Он еще раз ласково погладил ее по щеке и встал.

– Мы можем обсудить все завтра утром, – сказал он срывающимся от нерастраченной страсти голосом. – Когда станем более рассудительными.

Люси растерянно обвела взглядом сторожку и вдруг увидела полураскрытую дверь гардероба, распахнутую крышку чемодана. Ее смутные опасения, которые возникли, еще когда она переступила порог этой комнаты, подтвердились. Но в ту минуту она думала только о том, чтобы Морис не заставил ее вернуться в дом, даже не поговорив с ней.

Внешне спокойная, она натянула платье на плечи и оправила сбившиеся юбки. Но это спокойствие было таким же обманчивым, как недвижная блестящая поверхность моря после пронесшейся над ним бури.

– Тебя ведь не будет здесь завтра утром, правда? Смит намекнул мне, что ты уволен.

– Уволен? – Мимолетное удивление скользнуло по его лицу. – В моей профессии всегда есть шанс быть уволенным. Если ты достаточно хорошо сделал свою работу, ты больше не нужен.

«Но ты нужен мне!»

Невысказанные слова повисли в воздухе.

Словно избегая ее вопрошающего взгляда, Морис подошел к гардеробу, извлек из него свою одежду и стал так же небрежно заталкивать в чемодан, как это делала Люси, пытаясь навести порядок в своем комоде.

Опустив ноги с кровати, Люси встала.

– Пожалуйста, возьми меня с собой.

Руки Мориса дрогнули, скомкав рубашку. Люси готова была пожертвовать ради него своей репутацией, богатством, даже пусть маловероятной, но дорогой ей надеждой, что когда-нибудь отец полюбит ее. Острая горечь сжала его сердце, придав ему силы сделать необходимое.

– Вам лучше уйти, мисс Сноу, – сказал он, не оборачиваясь, слишком хорошо понимая, что каждое его холодное слово уязвляло ее гордость. – Мне не хотелось бы, чтобы ваш приход лишил меня возможности быть вашим телохранителем.

* * *

Морис замер, вслушиваясь в ее легкие шаги, затем ощутил дуновение холодного ветра на спине. Он не выдержал и бросился к распахнутой ею двери. Увидев бегущую фигурку, через секунду растворившуюся, как призрак, в снежной круговерти, он яростно ударил кулаком по притолоке.

Люси была права. Утром его здесь уже не будет. Он уйдет через час. Независимо от того, к чему приведет его поспешный уход, он больше не мог оставаться в Ионии. Если он сейчас же не исчезнет, то вскоре окажется против воли в спальне Люси, чтобы поцелуями осушить ее слезы и успокоить ее оскорбленную гордость необузданным натиском своего изголодавшегося тела.

Он закрыл лицо руками, благоговейно вдыхая тонкий аромат, оставленный ее нежным телом. Прелестная дочь адмирала никогда не узнает, с каким трудом она избежала опасности и как велика цена его милосердия. Он пришел в Ионию, считая себя человеком, которому нечего терять, но потерял здесь то, о чем думал как о навсегда утраченном.

Свое сердце.

Понурив голову, спотыкаясь, Люси брела, не зная куда, по запорошенной снегом лужайке. Колючие снежинки больно ударяли по лицу и тут же таяли, смешиваясь со слезами.

Она остановилась, только когда наткнулась на могучий дуб, словно поседевший за одну ночь. Вся дрожа от холода, крепко обхватив себя руками, Люси прижалась к его широкому стволу.

Сухие ветви над ее головой печально поскрипывали, как будто на что-то жаловались друг другу. Девушка перевела тоскливый взгляд в глубину заснеженных аллей, на холмы, едва видные за пеленой кружащихся в воздухе снежных хлопьев, чьи склоны полого спускались к реке. Она думала, что увидит вокруг то же страдание, что разрывало ей сердце. Но в тишине этой волшебной ночи, в молчаливом и торжественном танце мириадов легких снежинок она почувствовала такую неземную красоту, такое величественное бесстрастие, что только еще острее ощутила свое одиночество.

В отчаянии Люси закрыла лицо руками. Она не нужна Морису, как не нужна своему отцу. Возможно, она пробуждала в нем страстное желание, но не больше. Он не любил ее.

Тело девушки, хранящее свежую память о его горячих ласках, дрогнуло, как бы робко возражая.

Что же есть в ней такое, что мешает другим любить ее?! Она не знала ответа.

Знала только, что теперь некому будет заботиться о ней. Некому будет поддерживать огонек, горящий в окне сторожки далеко за полночь. Некому будет пускать колечки табачного дыма перед самым ее носом, поддразнивая ее, пока она не вспыхнет от негодования. После этой ночи звучный искренний смех Мориса станет только воспоминанием о коротком, полном радостного волнения периоде в ее бесцветной жизни.