Говорят, под Новый год... - Юлия Монакова

Тимохина, конечно, была красоткой – разительный контраст с пухлой девочкой, какой Андрей её помнил по школе. Они премило беседовали как о всякой ерунде, так и о серьёзных вещах, он утешал её в связи с предательством мужа, стараясь не вспоминать о предательстве Юльки, и в какой-то момент ему даже показалось, что из ресторана они с Тимохиной уедут вместе. Сомнений в том, что она согласится, у Андрея не было, она очень переживала из-за семейных проблем и хотела бы забыться. Но нужно ли было это ему самому? Ну, секс на одну ночь, а что потом? Они не любят друг друга, он уедет обратно в Канаду, она останется здесь… И самое-то главное – даже одноразовый секс не избавит обоих от сосущей тоски в сердце. Поэтому он даже обрадовался, когда Татьяне позвонил муж с извинениями.

«Интересно, потолстела ли Юлька после родов, – размышлял Андрей, поглядывая на бывших одноклассниц. Ему хотелось верить, что нет. – Даже не знаю, кто у неё родился – мальчик или девочка? Да может, у неё уже и не один ребёнок. Времени-то прошло… Десять лет». Он понял, что не выдержал бы встречи с располневшей и обрюзгшей первой любовью, и ещё раз порадовался про себя, что она не пришла. Зато она навсегда останется в его памяти тоненькой, хрупкой, зеленоглазой…

Он поднял глаза и едва не поперхнулся вином, потому что прямо перед собой увидел Юльку. Тоненькую, хрупкую и зеленоглазую – такую же, какой она была в его воспоминаниях. Он сморгнул, решив поначалу, что у него начались галлюцинации (да и выпил-то вроде не так много), но Юлька не исчезла. Продолжала стоять рядом и спокойно улыбаться.

– Князева! – заорал Стас Наумов весело. – Опаздываешь!

– Извините, задержалась на работе, номер сдавала, – она бросила сумку на стул рядом с Андреем и взглянула на него искоса:

– Я могу здесь сесть?

– Ну конечно! – он лихорадочно вскочил, подвинул ей стул, делая много лишних суетливых движений, подождал, пока она усядется за столик, и только затем опустился с ней рядом, чувствуя себя застигнутым врасплох.

– Князева у нас деловая колбаса! – с гордостью начал поддатенький Стас, словно хвастаясь ею перед Андреем. – Шеф-редактор глянцевого журнала, номер один в России! Видишь, даже по выходным и праздникам пашет.

– Ай, замолчи, болтун, – беззлобно перебила его Юлька и засмеялась. – Лучше скажите-ка мне, товарищи, что вы тут такое вкусненькое едите?

– Мы ещё и пьём! – весело подхватила Тимохина. – Что будешь, Юль? Вино, шампанское? Может, коктейльчик какой? Здесь готовят потрясающий новогодний коктейль «Снегурочка», очень рекомендую!

– Я за рулём, – отказалась Юлька, – так что пить не буду, да и не любитель я этого дела… А вот есть хочу – просто умираю, за весь день только бутерброд с сыром и перехватила в редакции… – она полистала меню и обратилась к подскочившему расторопному официанту:

– Мне, пожалуйста, рыбу-гриль с лимонным кремом.

До Андрея, наконец, дошло, что это не глюк – живая, настоящая Юлька сидит сейчас рядом с ним (он чувствовал боком её тепло), смеется и что-то живо рассказывает. На Андрея она больше не смотрела, словно он был ей интересен лишь в плане свободного стула; она затеяла увлечённый разговор с Тимохиной. Ему стало обидно – неужели же он совсем ничего для неё не значит? А как же десять лет школьной дружбы? И тем не менее, он жадно любовался ею – да, она всё-таки слегка изменилась, стала ещё красивее, стильнее, изысканнее… И всё же до отчаяния была похожа на саму себя.

Заметив его пристальный взгляд, Юлька повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Что, Андрюш? – ласково спросила она, приподняв красиво очерченные брови. Это знакомое обращение «Андрюш», произнесённое её голосом, резануло его как ножом. Он непроизвольно поморщился, как от сильной боли, а затем виновато улыбнулся ей в ответ:

– Да вот, просто… Соскучился. Давно тебя не видел…

– Десять лет, – спокойно кивнула Юлька.

– А я так хорошо всё помню, будто это было вчера, – глухо пробормотал он, надеясь, что она не расслышит, и кляня себя за то, что говорит ужасные пошлости – как в сентиментальном кино. Слава Богу, хоть голос не дрогнул, иначе впору было бы сгореть со стыда. Юлька серьёзно взглянула ему в лицо и кивнула:

– Я тоже.

– Как ты живёшь? – спросил он.

– Хорошо, – она едва заметно улыбнулась. – Я хорошо живу, грех жаловаться. А ты?

Он пожал плечами:

– Да и я вроде нормально…

Идиотский какой-то получался разговор. Словно два чужака тщетно пытались найти общую тему, но им просто не о чём было говорить.

– Мама умерла два месяца назад, – вдруг зачем-то сказал он. – Рак…

Юлька ахнула:

– Да ты что? Тётя Люба? Господи, какой ужас, соболезную, Андрюша…

Ему было приятно слышать это – он видел, что Юльке по-настоящему жаль, её сочувствие было искренним.

– Ты потому и прилетел в Россию? – помолчав, спросила она.

– Да-а-а… – протянул он неопределённо. – Правда, у меня ещё месяц отпуска. Осталось уладить кое-какие юридические формальности.

– Понимаю, – она кивнула. Оба замолчали надолго, но теперь в этом молчании не было неловкости. Андрей продолжал исподтишка рассматривать её, словно стараясь запомнить лицо до мельчайшей чёрточки. Это образ он будет хранить в сердце следующие десять лет… А может, и больше. Кто знает – увидятся ли они ещё когда-нибудь? Нет, он всё-таки напрасно выпил столько вина – в голову лезут какие-то слезливо-сопливые романтические бредни. Подумать только – «будет хранить образ в сердце», ужас, ужас!

– Ты ходишь на все встречи одноклассников? – спросил он просто для того, чтобы что-то сказать. Юлька кивнула:

– С тех пор, как мы завели эту новогоднюю традицию, – регулярно хожу. Приятно видеть всех снова вместе, словно и не было этих послешкольных лет. Иллюзия остановившегося времени. И, чем чаще видишься – тем меньше замечаешь произошедшие с другими перемены, они не так в глаза бросаются… – добавила она.

– Тебя тут все ждали в связи с Гришиной, – вспомнил он. – Говорили, что вы очень дружны… Хотели расспросить о её семейных делах.

– Не дождутся! – фыркнула Юлька. – Я не сплетничаю о своей лучшей подруге.

– Там действительно есть, что обсудить? – удивился Андрей. – Уж такая роковая история?

– Ну хорошо, – она подвинулась к нему поближе, и у него сладко заныло в груди, – тебе скажу. Но только тебе. Ты не станешь ставить диагнозов, и вообще – скоро уедешь…

– Мне можно рассказать всё, как священнику на исповеди, – неуклюже пошутил Андрей, пытаясь юмором, как конфеткой, заесть горечь слов «ты скоро уедешь».

– Вера влюбилась, – сказала Юлька просто. – Нет, не так – она полюбила по-настоящему. Её сын Степан был тогда совсем малышом, и они с мужем не хотели ранить мальчика. На протяжении четырёх лет она забирала ребёнка из детского сада после работы, приходила домой, готовила ужин, кормила мужа и сына, укладывала ребёнка спать, потом садилась в машину и ехала к любимому. А утром возвращалась, кормила ребёнка завтраком и вела в сад… Степан считал, что в его семье всё, как раньше. Целых четыре года! – Юлька помолчала. – Когда я представляю себе, как она, уложив спать сына, снимала ночную рубашку, одевалась и уезжала в ночь – у меня ком в горле… Вера говорит, что не могла иначе, ей просто снесло голову.