Обитель ночи - Том Мартин

— Или то и другое. Существует только один способ выяснить это… Когда надо, этого Гуна Лобсанга никогда нет рядом!

Высоко на горном склоне, почти у самой опушки леса группа монахов вновь остановилась на привал, укрывшись от дождя под густой листвой акаций. Внизу, в долине, лениво ворочалось пухлое облако.

Несмотря на неутихающий страх погони, Антон Херцог воспринял остановку с облегчением. Когда монахи несли его, ремни, удерживавшие истощенное тело на носилках, натирали кожу, местами она даже кровоточила. Голова Антона моталась из стороны в сторону на ходу, шея ныла от постоянных усилий держать голову прямо. Он радовался короткой передышке, пытался дышать размеренно, давая расслабиться легким. Может быть, они уже почти пришли. Может быть, до Агарти остался один переход. Он надеялся на это, потому что знал: долго ему не протянуть.

Подошел помощник настоятеля и, присев на корточки, предложил Херцогу свежезаправленную трубку. Затягиваясь сладковатым дымком, Антон услышал, как старый лама поднялся и завел разговор с другим монахом. Херцог с трудом заставил себя открыть глаза. Монахи изучали карту. Минуту спустя помощник настоятеля вновь присел на корточки, поднес карту к глазам Антона и ткнул грязным ногтем в левый верхний угол мокрого истертого листа.

— Взгляните — это здесь вы встретили китайца? Здесь вас оставили силы?

Херцог почувствовал, как густой медовый опиум наполняет глотку. Под действием наркотика ему вдруг снова захотелось говорить. Шея больше не ныла, мучительная боль в легких утихла, ощущение спокойствия и умиротворения окутало его. Но что там про китайца? О чем его спрашивает лама? Что лама знает о том странном китайце? Неужели он так далеко продвинулся в повествовании о своем путешествии, что сообщил ламе о странном китайце? Антон не мог вспомнить. Опиум забирал последние крупицы воли и способности сконцентрироваться, сохраняя краски и четкость мыслей. Воображение пустилось в свободное странствие, а сил, которые могли бы направить его, у Антона не было.

— Да, — сказал он мягко, и перед его мысленным взором возник китаец. — Китаец. Верно.

С тревогой в голосе помощник перебил его:

— Пожалуйста, сосредоточьтесь и взгляните на карту. Он нашел вас здесь?

Херцог попытался вглядеться в расплывающуюся перед глазами карту.

— Не знаю… Он спас нас. Повел за собой. Но тот путь оказался длиннее, чем я думал. Я был очень слаб. Нам пришлось преодолеть высотный перевал, тщательно замаскированный. Во время подъема я то проваливался в сон, то просыпался. А когда мы спускались, уклон был так крут, что меня попросили слезть с носилок, и мы все связались веревкой, образовав длинную цепочку: посередине — я и китаец, в начале и конце — шерпы.

Помощник настоятеля был близок к отчаянию.

— Прошу, скажите: вы что-нибудь узнаете на этой карте? Похоже ли это на места, где вы побывали?

Херцога уносило вдаль. Он что-то бормотал, обращаясь и к себе самому, и к доктору, глядя куда-то мимо помощника настоятеля.

— Да поймите же, я не знаю. Через несколько часов тропа потерялась. Мы выбрались на узкий скалистый гребень. Сотни ярдов мы осторожно двигались вдоль этого гребня — обходили крутой и широкий обрыв. Далеко внизу бежала по дну каменистого каньона река, похожая на зеленую змею.

Помощник настоятеля перевел взгляд на карту: в том углу не было ни реки, ни ущелья, ни гребня. Он тяжко вздохнул и опустил руку. Глаза его изучали лицо умирающего. Херцог почувствовал, что разочаровал старого ламу.

— Вы должны понять, я был совсем без сил. Когда мы вышли на тропу, я почти потерял сознание от истощения. Мне помогли забраться на носилки — шерпы тащили их все это время, — и едва я устроился там, как тут же заснул. Проснулся от взволнованных криков шерпов, когда впереди показались их родные места. Вот почему я не могу что-либо узнать на вашей карте. Я был тогда не в лучшем состоянии, чем сейчас.

Херцог умолк. Помощник настоятеля вернул карту монаху. Затем крепко сложил ладони. Он хотел знать больше. Он хотел знать, как выглядело то место, хотя это было запрещенное знание и он чувствовал себя виноватым, спрашивая об этом.

— На что похоже это место, родина шерпов? Пожалуйста, опишите мне его.

Херцог мечтательно повторил вопрос, глаза его с благоговением устремились к небесам.

— На что похоже? Долина… Такой зеленой пышной растительности я в жизни не видел. Совершенство! Долину окружали мощные отвесные скалы, как башни, но поскольку в ширину она достигала мили, солнечного света здесь было достаточно. На дне долины я отчетливо разглядел ламаистский монастырь, окруженный жилыми домами и крестьянскими постройками, и поля, где трудилось множество людей.

На мгновение Антон вновь перенесся туда. Джунгли отступили, боль, цепко удерживавшая его в материальном мире, растаяла, и он отправился в прошлое, в сказочную долину. Он говорил. Слышал ли его помощник настоятеля? Перед Антоном стоял гордо улыбающийся китаец. Херцог повернулся к нему, охваченный благоговейным страхом, и произнес:

— Какая красота…

— Спасибо, — отвечал китаец. — Здесь всегда так.

Внезапно Херцог увидел помощника настоятеля; он понял, что это реальность, а не грезы. Он заставил себя сосредоточиться и смотреть только на ламу.

— Я расспрашивал китайца. Я сказал: «Эти края кажутся невероятно безмятежными. Сталкиваетесь ли вы с социальными проблемами?» Китаец вновь горделиво улыбнулся и ответил: «У нас нет преступности, мы не знаем болезней. Люди живут долго, здоровой и насыщенной жизнью, а потом тихо умирают. Нам не требуются техники, ученые, адвокаты, почти не нужны доктора и уж совсем ни к чему иные религии. Мы твердо придерживаемся Дао и живем счастливо. Пища наша проста: рис, свежие фрукты и овощи без сахара, соли совсем чуть-чуть. Ежедневная работа на свежем воздухе. Все это помогает человеческому телу не заболеть, предотвращает раковые и другие тяжелые заболевания. Старики, как правило, умирают во сне — мирно уходят из жизни, и так происходит миллионы лет. Каждые десять лет мы получаем новости из окружающего мира. И по-прежнему не находим в нем ничего, что нельзя было бы предсказать заранее после недолгого размышления. Дао никогда не стоит на месте, но мир никогда не меняется..». «Так это не ламаистский монастырь?» — спросил я и показал на главенствующее здание посреди деревенских домиков. «Нет. Здесь не так, как повсюду в Тибете. Это просто дом. Мы верим, что можем побудить Мудрость спуститься к нам, но не настолько самонадеянны, чтобы считать себя ее носителями. Изредка мы приходим туда и пытаемся прислушаться к голосу Мудрости». Я спросил: «Значит, вы не Учитель, не член братства и даже не жрец в этом царстве?» Он ответил: «А это и не царство. Мы — община, мы стремимся жить просто, не навлекая на себя излишних страданий. Мы все несем одинаковую нагрузку и выполняем одинаковую работу. По складу ума я, естественно, предрасположен к созерцательности и размышлению, поэтому провожу больше времени в умственных трудах, чем большинство моих товарищей, обитателей долины. Однако я тоже работаю на полях, собираю урожай и дою яков…»