Революtion! Основы революционной борьбы в современную эпоху - Валерий Соловей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Символы, цвета и звуки
Как я уже объяснял во второй главе книги, революционные идеологии всегда носили расплывчатый и популистский характер, представляя собою совокупность мифов, а не стройные, обоснованные и логически выверенные системы. Во всех без исключения революционных мифологиях прослеживаются два ключевых элемента: ненависть к правящему режиму и идея справедливости, как бы она ни понималась. На их основе происходят сплочение революционеров и мобилизация общества.
Однако в современную эпоху даже весьма общие мифологемы приобретают еще более расплывчатый и почти неуловимый характер, превращаясь в имиджи. Логика нарратива сменяется визуальным и музыкальным рядом, своеобразным революционным клипом.
В данном случае это не более чем проявление общемировой тенденции, связанной со сменой культурно-исторических эпох и преобладающих средств массовой коммуникации. Слово, безусловно, находилось в центре печатных СМИ; оно сохраняло свое привилегированное значение и в эпоху радио, будучи аранжировано музыкой; с приходом телевидения политические идеи, сформулированные в печатных текстах, были вытеснены образами.
Идеологию сменила имиджеология. Это не хорошо и не плохо, это – фундаментальный факт. Имиджеология справляется с подачей политических идей ничуть не хуже старых идеологий, хотя и упрощает их буквально до карикатурного состояния. Впрочем, и сами великие политические идеологии в подаче первой половины XX в. (до массового телевторжения в жизнь человечества) представляли собой не более чем упрощенные пропагандистские схемы.
В этом смысле политические идеологии проделали историческую эволюцию от сложных рафинированных продуктов изощренных интеллектуалов через пропагандистские упрощения уровня газетных передовиц, популистских лозунгов и радиовыступлений вождей до абсолютного преобладания образов и музыки за счет минимизации, а то и почти полного отсутствия слов[78].
Идеологии как целостные и логически последовательные системы взглядов на политику, экономику, окружающий мир и целеполагание в этом мире остались исключительным достоянием учебников, академических штудий в области политической науки и истории идей, а также экзотическим увлечением мизерной группки интеллектуалов. Массовое же сознание шизофренично, разорвано, и ему как нельзя лучше соответствуют идеологии, подаваемые в форме клипов и символов.
Это тем более важно, что в современных революциях обычно отсутствует то, что Владимир Ленин в свое время называл «партией нового типа» – политическая организация, сознательно и бескомпромиссно ведущая общество на баррикады. Взамен такой партии в обществе возникает «негативная коалиция» – слабо структурированная совокупность гражданских групп и личностей, выступающая против режима. В ней нет политического ядра, четкой идеологии, а порою даже лидеров, ее мобилизация осуществляется посредством сетей. Но хотя негативную идентичность – то, против чего выступают революционеры, – можно назвать наименьшим общим знаменателем революции, согласимся, что единства «против» все же маловато для объединения людей и их участия в рискованных совместных действиях. Должно же быть хотя бы какое-то единство «за».
Упоминавшаяся идея справедливости слишком расплывчата и туманна; участники коалиции вкладывают в нее расходящееся содержание. У одних жидкие щи, а у других – мелкий жемчуг. Каким же образом возникает единство протестующих и формируется общая революционная идентичность?
На помощь приходят символы. Как хорошо известно, в истории человечества визуальный опыт значительно старше вербального, а потому визуальные раздражители, особенно если они соединены со звуками, с музыкой, эффективнее словесных обращений. Достоинство символов и цветов в том, что, апеллируя напрямую к архаическим пластам человеческой психики, они побуждают людей к действиям без осознания причин этого действия.
Это могут быть яркие цвета сами по себе: например, восстания «желтых повязок» и «красных повязок» в Китае, «оранжевая» революция 2004 г. на Украине. Интересно, что оранжевый цвет обычно ассоциируется с огнем, судьбой и желанием перемен. Люди, предпочитающие красно-желтую часть цветового спектра, обычно характеризуются высокой активностью нервной системы и принадлежат к экстравертам, которые, как нетрудно догадаться, более склонны к участию в политике, чем интроверты.
Но дело, конечно, не в воздействии цвета на нервную систему, а в его способности служить маркером, опознавательным знаком. Выбор цвета может быть идеологически и историко-культурно мотивированным: левые партии тяготеют к красному. Но может оказаться и вполне случайным. Не уверен, но, кажется, именно так обстояло с оранжевым цветом в ходе первого Майдана и с белым во время неудавшейся российской революции рубежа 2011–2012 гг.
В последнем случае выбор цвета был связан со временем года – зимой, была даже предпринята незакрепившаяся попытка называть эти события «снежной» революцией по аналогии с «оранжевой», «тюльпановой» и «революцией гвоздик». На мой вкус, белый цвет оказался не самым удачным выбором, позволив противникам революции называть тех, кто носил белые ленты, «капитулянтами».
Впрочем, справедливости ради отмечу, что, окажись революция 2011–2012 гг. более успешной, то и белый цвет стал бы вызывать позитивные коннотации. Любопытно, что один из самых брутальных критиков «белоленточных капитулянтов», высокопоставленный российский государственный чиновник, в декабре 2004 г. стоял в Киеве на трибуне Майдана с оранжевым бантом. Вот уж в самом деле мятеж заканчивается неудачей, в противном случае он называется иначе.
Так или иначе, цвет проводит баррикаду между революционерами и их противниками и маркирует оппозиционную идентичность. Это очень похоже на то, как в детстве мальчишками мы играли летом в футбол: одна команда в футболках, другая – без оных. Правда, в политической игре, тем более революционной, ставка больше, чем жизнь. И это отнюдь не риторическая фигура.
Если «негативная коалиция», которая в современную эпоху составляет основу революционных движений, лишена идеологической и даже организационной определенности, то цвет – один из лучших способов провести границы такой коалиции. Вы надеваете белую ленту, оранжевый бант, красную или коричневую повязку, и – вуаля! – вы уже стали членом оппозиционного движения и легко можете определить, где свои, а где чужие.
Между тем разделение между Своим и Чужим – базовая политическая дихотомия. В современную эпоху мы совершаем этот фундаментальный выбор не под воздействием идеологии, а руководствуясь культурным влиянием, удачным политическим маркетингом, собственным психотипом, личными симпатиями и антипатиями.
Воздействие цвета не в пример усиливается, когда он наполняет графические символы и изображения. Красная звезда советского коммунизма, вписанная в белый круг на красном фоне черная нацистская свастика – пожалуй, самые известные символы XX века. Они вызывают спектр разнообразных, но всегда сильных эмоций.