Вкус свежей малины - Изабелла Сова

– А ей наконец-то пригодится этот ее испанский. Учеников ей так и не удалось найти.

– Петр хотел изучать испанский.

– Кстати, как он? – поинтересовалась я. Петра после того долгого уикенда в Касинке я не видела ни разу.

– Ушел, чуть только получил повышение и стал вторым менеджером. Сказал, что должен заботиться о своей репутации.

– Хуже таких никого нет. Главное карьера. Не огорчайся, ты еще встретишь свою вторую половинку.

– Знаешь, как-то я стал здорово сомневаться, – передернул он плечами. – Все эти разговоры о второй половинке временами мне кажутся весьма надуманными.

– Да ты что, Лешек! – испугалась я. Из всей нашей компании в половинку верим только я да он. Я в половинку апельсина, а он – в половинку банана.

– Это ужасно печальная теория.

Лешек поставил машину прямо под окнами Эвы.

– Печальная? А я всегда считала ее оптимистической. Где-то там, за горами, за лесами, а может, и совсем рядом, живет кто-то, кто идеально совпадает с тобой.

– А что, собственно, значит «совпадает»? Противоположное понятие – на два размера больше?

– Оставь свои анатомические параллели для друзей из «Парада любви».

– Малина, да у тебя и впрямь сплошные ассоциации не скажу по кому.

– А кто вспомнил про два размера больше?

– Я всего лишь пытался установить, что значит слово «совпадает». Потому что я действительно не понимаю его смысла. Ведь на каждом новом этапе жизни у нас совершенно другие взгляды, потребности, вкусы. Лет двадцать назад я влюбился бы в любого, кому нравятся индейцы и Рекси и кто ненавидит шкварки и пенки на молоке.

– Я тоже, – изумилась я.

– А сейчас? Одной симпатии к Рекси мне будет недостаточно.

– И мне. Ему еще должны нравиться Винни-Пух и книги Воннегута.

– Именно в такой последовательности? – Я кивнула. – Ты случайно не думала о том, чтобы сменить пол?

– Чего вы тут сидите? – заглянула в машину Эва. – Я вас там жду, жду…

– Да так, беседуем о половинках апельсина.

– Банана, – поправил меня Лешек.

– Опять половинки? – удивилась Эва. – Но это же страшная вещь. Ведь если у каждого только одна половинка, то каковы шансы, что он встретится с нею? Может, она уже умерла или, желая избавиться от одиночества, удовлетворилась заменителем и прилепилась к чьей-то чужой половинке?

– Вот это я и пытался втолковать Малине.

– Значит, ты больше не веришь в теорию половинок?

– Верю, но я ее слегка расширил. – Лешек подождал, пока мы переварим сказанное, и продолжил: – По-моему, существует три вида половинок.

– И первый?

– Ситуационная половинка. Представим, что ты едешь на отдых в Каталонию. Там ты встречаешь Мигеля, бармена с мохнатой грудью, в обтягивающих лазурных стрингах и с безумным количеством геля на волосах. На пляже, обжаренный на солнце, в панировке из масла для загара и песка – это идеал. Но тот же самый Мигель на фоне Плянтов, омытых осенним дождем, смахивает на безвкусный, вылинявший цветок из пластика.

– Подобные типы мне всегда напоминают безвкусные цветы из пластика, но я усекла, что ты имеешь в виду.

– Ну, а второй вид половинки? – поинтересовалась Эва.

Мы все так же стояли у машины, а мои вещички терпеливо дожидались в багажнике, на заднем сиденье, под сиденьями, на крыше, у заднего окна рядом с аптечкой, в бардачке и на полу.

– Это моделиновая половинка. Ты встречаешь человека и думаешь: «Почти идеал. Вот любил бы он еще Грига и сменил бы эти очки в форме телевизора «Рубин» на линзы цвета травы…» И если ты ему нужен, если он стремится к тебе, то переменится так, как ты хочешь.

– И станет истинной половинкой.

– Тут есть определенная сложность. Вы же знаете, что от огня моделин затвердевает. То же самое и с нашей половинкой. Выжженная пламенной любовью, она становится поразительно неподатливой и противится переменам. Она начинает бунтовать. «Что тебе опять не нравится? Ты же говорил, что любишь меня». И если ни один из нас не уступает, пора отправляться в писчебумажный магазин за новой порцией моделина.

Лешек задумался. Мы молчали, ожидая, когда он опишет половинку третьего вида.

– Бог ты мой, уже восемь! А у меня в девять встреча в «Гадесе». Быстро разгружаем.

И он ринулся к багажнику. Я вытаскивала сумки с пола и с сидений, а Эва мне помогала.

– Я даже не предполагала, что у меня накопилось столько барахла, – обвела я взглядом груду вещей на тротуаре.

– А я и не знал, что в «полонез» может столько вместиться, – с удивлением вторил мне Лешек. – Ну, ладно. Верблюды образуют караван, и к воротам марш.

29.07. Отдых после переезда. Мы лежим на Скалках, завернувшись в одеяла.

– Вода чистая. Жаль, холодная.

– Такой мне и придется довольствоваться, – с видом великомученицы изрекла я. – Прибавим к этому одинокие недели на новом месте, стресс из-за отсутствия работы, а про защиту и семейные неприятности я уж и не говорю. Картинка, написанная фиолетовой акварелью на черном картоне.

– Так мне что, не ехать?

– Если нарисовать там маленькое желтое солнышко, это ничего не изменит. Мне нужно сменить картон. Выкинуть черную краску. Начать все заново.

– Перемены, перемены, перемены, – крайне серьезным тоном произнесла Эва.

30.07. Разумеется, она мне не верит. Но я ей докажу. Докажу всему свету – ей, Иоле, маме, бабушке, Анке, Лешеку, Рафалу. Нет, Рафалу – нет.

2.08. Пять утра.

– Сделать тебе кофе? – Чего я так волнуюсь? Ведь это Эва уезжает, а не я.

– Только по-быстрому. Через десять минут у меня автобус на вокзал.

– Может, такси возьмешь? Я заплачу. – Я знаю, что Эва все деньги обменяла на песеты.

– Нет. Хочу хоть капельку, но использовать проездной. – Она застегнула сумку с вещами. – Раз в жизни я купила его заранее. А на следующий день приходит Лешек – и привет. Шестьдесят два злотых коту под хвост.

– Я могла бы попробовать поездить по нему. Вот только найти бы где-нибудь черный парик…

– Нет уж, лучше не надо, а то так вляпаешься, что мне придется носить тебе в тюрьму бульон в банке. Кофе готов? – Я подала ей кружку. – Вылезай иногда из берлоги. Обещаешь?

– Обещаю. А ты возвращайся здоровая, невредимая и загорелая.

– Ну что ж, коллега Малинка, без пяти минут магистр, – обращение руководителя диплома стало чрезвычайно популярно среди моих знакомых, – до сентября.

И она вышла, а я осталась одна в пустой, холодной, чужой квартире.