Новое сердце - Джоди Пиколт

– Ну, я обычно делал то же, что Джерри Фалуэлл, только вместо того, чтобы говорить, что Бог есть, я говорил, что Его нет. Я ездил по стране, разоблачая чудеса. В конце концов, встретив однажды чудо, которое я не смог опровергнуть, я стал задумываться над тем, действительно ли я протестую против Бога или же просто против принадлежности к определенной религиозной группе. Как, например, когда слышишь, что какой-то человек – хороший христианин, – ну кто скажет, что христиане монополизировали рынок добродетели? Или когда президент заканчивает речь словами: «Боже, благослови Соединенные Штаты Америки» – почему только нас?

– Вы по-прежнему атеист? – спросил Кинг.

– Формально, полагаю, можете называть меня агностиком.

– Излишние подробности, – фыркнул Джастус.

– Неправда. У атеиста много общего с христианином, поскольку он считает, что можно узнать, существует Бог или нет. Но там, где христианин говорит «абсолютно», атеист говорит «абсолютно нет». Для меня и любого другого агностика присяжные еще не явились. Религия интригует, но в историческом смысле. Человек должен проживать свою жизнь определенным образом не в силу какой-то Божественной власти, а подчиняясь личным моральным обязательствам в отношении себя и других.

Ларри Кинг повернулся к преподобному Джастусу:

– А вы, сэр, ваша конгрегация собирается в бывшем автокинотеатре? Вам не кажется, что из-за этого религия лишается своей пышности и ритуалов?

– Мы выяснили, Ларри, что для некоторых людей обязанность вставать утром и идти в церковь является непомерной. Их не прельщает необходимость видеть других и представать перед глазами незнакомцев. Им не нравится в погожий воскресный день быть в помещении, они предпочитают отправлять богослужение отдельно от других. Когда человек прибывает в передвижную церковь, он при общении с Богом волен делать, что ему нравится: быть в пижаме, есть кекс или дремать во время моей проповеди.

– Что ж, Шэй Борн не первый, кто разворошил осиное гнездо, – заметил Кинг. – Несколько лет назад в штате Флорида нашли лежащего на улице футбольного квотербека, объявившего себя Богом. А один парень из Виргинии хотел, чтобы ему поменяли водительские права, указав в них, что он житель Царства Небесного. Что, по-вашему, есть такого в Шэе Борне, что заставляет людей относиться к нему всерьез?

– Насколько я понимаю, – отозвался Флетчер, – Борн не провозглашает себя мессией, Мэри Поппинс или Капитаном Америкой. Его окрестили Христом поддерживающие его люди, и тут нет игры слов. По иронии это весьма похоже на то, что мы видим в Библии: Иисус не ходил повсюду, провозглашая себя Богом.

– «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня», – процитировал Джастус. – Евангелие от Иоанна, глава четырнадцать, стих шесть.

– В Евангелиях также сказано, что Иисус являлся разным людям в разных обличьях, – добавил Флетчер. – Апостол Иаков говорит о том, что видел стоящего на берегу Иисуса в обличье ребенка. Он рассказывает об этом Иоанну, который считает его полоумным, потому что на берегу стоит не ребенок, а красивый юноша. Они идут туда разобраться, и один видит лысого старика, а другой – юношу с бородой.

Преподобный Джастус нахмурился:

– Евангелие от Иоанна я знаю вдоль и поперек, и там такого нет.

– Я и не говорил, что это из Евангелия от Иоанна, – улыбнулся Флетчер. – Я сказал, что из некоего Евангелия – гностического, под названием «Деяния Иоанна».

– В Библии нет «Деяний Иоанна», – раздраженно произнес Джастус. – Он все выдумывает.

– Его преподобие прав – в Библии этого нет. Есть еще десятки подобных сочинений, которые были исключены еще ранней Христианской церковью, поскольку считались ересью.

– Это потому, что Библия – Слово Божье, – изрек Джастус.

– Фактически Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна не были даже написаны апостолами Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном. Они были написаны на греческом образованными авторами – в отличие от учеников Иисуса, рыбаков, – неграмотных, как и девяносто процентов населения. Евангелие от Марка базируется на проповедях апостола Петра. Автором Евангелия от Матфея был, возможно, иудейский христианин из Антиохии, в Сирии. Евангелие от Луки было, предположительно, написано врачом. И автор Евангелия от Иоанна никогда не упоминает своего имени, но это было последнее из четырех синоптических Евангелий, написанных около сотого года нашей эры. Если автором был апостол Иоанн, он был бы весьма старым.

– Пустая болтовня, – изрек преподобный Джастус. – Оппонент использует риторику, для того чтобы отвлечь нас от главной правды.

– И в чем она? – спросил Кинг.

– Вы действительно верите в то, что если бы Господь вновь удостоил нас своим земным присутствием – а это, по моему скромному мнению, большое «если», – то Он воплотился бы в теле преступника, осужденного за двойное убийство?

У меня закипела вода, я отсоединил спиральку и, не дослушав ответа Флетчера, выключил телевизор. Зачем Богу воплощаться в любом из нас?

А если все наоборот… Если это мы воплотились в Боге?

По пути к дому родителей Мэгги я упивался разными степенями своей вины. Я подвел отца Уолтера и церковь Святой Екатерины. Я выставил себя на телевидении в дурацком свете. И хотя я принялся рассказывать Мэгги о связывающей нас с Шэем истории, о чем он не знал, – я струсил. Опять.

– Вот в чем дело, – сказала Мэгги, отвлекая меня от моих мыслей, когда мы въехали на подъездную дорожку. – Мои родители немного разволнуются, увидев вас в моей машине.

Я окинул взглядом уединенное лесистое место:

– Здесь не хватает компании?

– Скорее, не хватает парней.

– Не хочется разрушать ваши иллюзии, но я не очень гожусь для бойфренда.

– Угу, спасибо, – рассмеялась Мэгги, – но хотелось бы думать, что даже я не столь безнадежна. Просто у моей матери есть радар или типа того – она чует Y-хромосомы за несколько миль.

Мэгги словно наколдовала – из дома вышла женщина. Миниатюрная блондинка с аккуратно подстриженными волосами и жемчугом на шее. Либо она только что вернулась с работы, либо куда-то собиралась. Моя мать, например, в пятницу вечером была бы одета в одну из фланелевых рубашек отца с закатанными рукавами и, как она их называла, домашние мешковатые джинсы. Эта женщина, прищурившись, рассматривала меня через лобовое стекло.

– Мэгги! – воскликнула она. – Ты не говорила нам, что приведешь на ужин друга.

То, как она произнесла слово «друг», заставило меня посочувствовать Мэгги.

– Джоэль! – повернувшись, крикнула она. – Мэгги привезла гостя.

Я вышел из машины и поправил воротничок:

– Здравствуйте. Я отец Майкл.

Мать Мэгги поднесла руку к горлу:

– О Господи!