Луна. История будущего - Оливер Мортон

Эти слова находят отклик и вдохновляют: они напоминают оду силе человеческого духа. В то же время в них слышится не только отвага, но и отчаяние. И они имеют больше общего с критикой прославляемой Фаллачи программы «Аполлон» со стороны интеллектуалов, чем обе стороны готовы были признать в то время.

Поводом к этой критике тоже был страх конца света. При этом критики полагали, что он наступит не в будущем, а в настоящем, поскольку в их представлении он был неразрывно связан с мировоззрением, которое привело к созданию космической программы. В «Ситуации человека» (1958) Ханна Арендт утверждает, что желание отправиться за пределы Земли подрывает фундаментальное представление о том, что значит быть человеком в мире. Исследовательница и противница тоталитаризма, Арендт не могла не учитывать, что первый спутник в космос запустил Советский Союз, а потому, как отец Фаллачи, считала такие попытки технологической трансцендентности путем к уничтожению человечества. Человеческая ситуация предполагает, что человек рождается, растет и умирает в мире жизни и смерти. Таким образом, космические путешествия — это, по сути, конец света. В 1966 году ее давно отвергнутый учитель и любовник Мартин Хайдеггер высказал подобные взгляды в интервью, посмертно опубликованном десятилетие спустя:

Эти чувства тоже нашли отражение в научной фантастике, но искать их нужно во внутренних катастрофах Дж. Г. Балларда, а не в космических столкновениях Нивена и Пурнеля.

* * *

Порицаемая Хайдеггером технологическая картина мира была мила сердцу сирот «Аполлона». Чаще всего именно так они и обосновывали необходимость вернуться в космос и на Луну: надо расширять эту картину на благо промышленности и частных предприятий.

Первый значимый проект космической программы, движимой желанием обеспечить экономические и мировые потребности, а не стремлением исполнить предназначение нации, предложил идеалист Джерард О’Нил, профессор физики из Принстона. Помня, как «Аполлон» упал на Землю, он утверждал, что долгосрочная космическая экспансия должна приносить выгоды непрерывно, год за годом, а не ограничиваться одним поводом для гордости. Он разработал схему, которая могла решить одну из главных проблем, стоявших в середине семидесятых перед Америкой и всем миром: энергетический кризис.

О’Нил предполагал разместить на геосинхронных орбитах огромное число солнечных батарей, способных работать и ночью, и в условиях облачности, круглосуточно собирая резкий, чистый, почти беспримесный солнечный свет космоса. Преобразуя электричество в микроволновое излучение с такими длинами волн, которые не поглощаются атмосферой, эти батареи отправляли бы энергию на приемники на поверхности Земли. Оттуда она поступала бы в государственные энергосистемы. Собирая солнечную энергию, такие спутники обеспечивали бы энергетические нужды планеты, позволяя забыть о загрязнении окружающей среды, о ядерных авариях, о зависимости от ОПЕК и даже о выбросах от сжигания ископаемого топлива, хотя в те годы они еще не были поводом для беспокойства[53].

О запуске таких крупных объектов с поверхности Земли не шло и речи. По оценкам О’Нила, масса расположенного на геосинхронной орбите спутника, вырабатывающего энергию мощностью один гигаватт — или тысяча мегаватт, что сравнимо с мощностью крупной электростанции обычного типа, — могла достигать 16 тысяч тонн. Грузоподъемность еще не построенного космического шаттла составляла менее 30 тонн — и даже их можно было поднять лишь на низкую околоземную орбиту. Был только один способ построить такие крупные объекты, как вырабатывающие энергию спутники, — большую часть материала взять с Луны.

О’Нил планировал использовать бульдозеры, чтобы открытым способом добывать реголит, разыскивая среди пыли и щебня металлы и силикаты, подходящие для создания солнечных батарей. Это сырье отправлялось бы в космос с помощью «электромагнитной катапульты», напоминающей поезда-маглевы, которые удерживаются и движутся силой электромагнитных полей, скользя над путями в отсутствие трения. Проложенная по прямой на лунной поверхности, такая железная дорога могла разгонять грузы до орбитальных скоростей.

Траектории запуска сырья отправляли бы его в точку L5 системы Земля — Луна, находящуюся в 60° позади Луны на ее орбите. Там гораздо более многочисленная, чем на лунных рудниках, рабочая сила пускала бы это сырье на производство вырабатывающих солнечную энергию спутников. Рабочие жили бы на созданных своими руками «островах», также построенных из лунного сырья. О’Нил представлял одну такую структуру — он назвал ее «третьим островом» — в форме полого цилиндра в несколько километров длиной. Вращаясь вокруг своей оси, он позволял бы рабочим ощущать центробежную силу, имитирующую силу тяготения[54]. Солнечный свет проникал бы внутрь сквозь длинные окна, а соседи жили бы друг над другом.

Этот проект, описанный в книге «Высокий рубеж» (1976), обрел многочисленную и разношерстную группу сторонников. Он понравился технарям, понравился хиппи, понравился борцам за экологию. Великолепный калифорнийский импресарио идей Стюарт Брэнд, призывавший NASA обнародовать фотографии всей Земли из космоса, когда они еще не были доступны публике, подхватил идею О’Нила в своем журнале Whole Earth Catalogue и сопутствующем ему CoEvolution Quarterly. Не случайно эти же журналы стали площадкой для первых серьезных дискуссий о гипотезе Геи, предложенной Джеймсом Лавлоком. Став частью ан-тикоперниковского возвращения к Земле, спровоцированного тем, что весь остальной мир казался безжизненным, гипотеза Геи прославляла уникальность нашей биологической системы. Не вступая в обсуждение гипотезы, О’Нил предлагал способ исправить небесный дефицит миров, подобных земному, — их нужно построить с нуля, воссоздав наш мир в миниатюре.