Убить зло - Рекс Стаут

Вы появились в театре, когда занавес уже был поднят, как это обычно бывает, когда ты приходишь с Эрмой.

Это было накануне ее отъезда в Эдирондекс. В конце первого акта, когда занавес опустился, ты услышал прямо за своей спиной чей-то голос:

— Кажется, я оставила свой носовой платок в туалетной комнате.

Эффект был странным. Ты не узнал этого голоса, тебе даже не пришло в голову, что ты когда-либо слышал его, но он поразительно взволновал тебя; ты вздрогнул и почувствовал тревогу; не поворачивая головы, ты не ответил на какой-то вопрос Эрмы и с волнением ожидал. Мужской баритон ответил:

— Может, одолжить тебе мой?

Затем снова послышался тот голос:

— Да, видимо, придется так сделать.

Ты мгновенно обернулся, пренебрегая приличиями, в упор посмотрел на сидевшую за тобой женщину и сразу ее узнал.

Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты сказал бы Эрме, что у тебя внезапно заболел живот или тебя поразил приступ слабоумия, после чего немедленно покинул бы театр. Но ты просидел весь антракт, прислушиваясь к хрипловатому голосу, и к концу второго акта, ощущая столь близкое присутствие Миллисент, ты пришел в состояние невероятного возбуждения.

— Может, служащая туалета его нашла, — сказала она, — посмотрю после второго акта.

Когда занавес снова упал, ты пробормотал Эрме какие-то сбивчивые извинения, вскочил с места и оказался за оркестром еще до того, как включили свет. Она прошла по боковому проходу между креслами под руку со своим партнером, высоким худым молодым человеком в коричневом костюме, и ты встал в сторонку, пропуская их. Затем они разошлись в разных направлениях, и ты бросился за ней и тронул ее за плечо.

— Простите, — сказал ты, — вы, случайно, не Миллисент Моран?

Она повернула голову и спокойно посмотрела на тебя.

— Да, это мое девичье имя, но теперь я миссис Грин, — ответила она.

По ее лицу ты понял, что она узнала тебе, еще не закончив говорить, но в типичной для нее манере только потом добавила:

— Как же, я вас помню.

— Храбрый Билл, — неловко запинаясь, напомнил ты.

— Уилл Сидни, — сказала она. — Ужасно приятно снова вас видеть.

— Я удивлен, что вы еще меня помните.

Не зная, что на это ответить, она просто молча смотрела на тебя. Внезапно ты почувствовал себя глупым и неуверенным, в растерянности не зная, что сказать, но все твое существо пронизывало возбуждение. Ты колебался…

— Может, как-нибудь встретимся и потолкуем о старых добрых временах, — сказал ты. — У меня нет с собой визитной карточки, но вы можете найти меня в телефонном справочнике. Уильям Б. Сидни.

— Это было бы очень мило, — согласилась она.

— И если бы вы дали мне свой адрес…

Она назвала тебе свой адрес и номер телефона, и ты сразу же и навечно запомнил их. Затем она попрощалась и ушла, вероятно, в дамскую комнату, чтобы найти носовой платок.

В течение последующих двух актов представления и в антракте между ними ты опасался, что она скажет что-нибудь тебе прямо там, в партере, вынудив представить ее Эрме, и втянет в разговор сопровождающего ее человека, как ты предполагал, мистера Грина. Это был сдержанный мужчина с задумчивым видом, на котором был аккуратный деловой костюм и высокий накрахмаленный воротничок, не очень здесь уместный. Ты предположил, что у него какая-нибудь необычная профессия вроде автора газетных статей по финансовым вопросам или эксперта по уничтожению мусора. Во всяком случае, страшно не хотелось посвящать в это Эрму, и ты испытал невероятное облегчение, когда по окончании спектакля увидел, как они направляются к выходу из зала.

В ту ночь ты не смог заснуть. Это не было для тебя чем-то непривычным, но твое бдение было совершенно иного характера. Нет, ты даже и не пытался уснуть.

Эта случайная встреча снова всколыхнула весь сбивчивый подтекст вопроса, от которого ты уклонялся в течение многих лет: что делать с призраком маленькой Миллисент, который все больше и больше присутствует в твоих самых интимных и тайных моментах, который постепенно достиг такой полной власти над твоими фантазиями, что вскоре угрожал лишить реальности все, кроме ощущения стула под тобой и вкуса пищи, которую ты принимаешь. Это было в высшей степени капризное привидение, с разнообразной и пестрой карьерой, сложившейся за двадцать с небольшим лет. Иногда проходило довольно много времени, и оно ни разу не появлялось; порой оно было с тобой почти неразлучно, и если не активно управляло твоими мыслями, то, по крайней мере, парило на границе подсознания. Наибольшую настойчивость и наглость оно проявляло в моменты, когда ты утрачивал какой-либо источник активного интереса, например после отъезда Люси, или после замужества сестры, когда распалась ваша с ней близость, или когда ты один вернулся из Европы. Ты часами лежал без сна, припоминая и анализируя.

Временами ты его ненавидел. Отвергал его, как инфантильный, постыдный, немужской, отвратительный. Ты так чувствовал, но никогда так не думал, потому что в тех случаях, когда оно появлялось, в тебе кипели яркие ощущения, кровь бешено и горячо бежала по жилам, приливая к голове и к кончикам пальцев, тут было не до размышлений. Если же ты пытался размышлять об этом позже, ты приходил к выводу, что, когда эти ощущения и ненависть исчезали, все становилось таким нереальным и не относящимся к тебе и не имело значения. Затем это возвращалось — но не обязательно в прежнем виде. Иногда это было так приятно и так неоскорбительно, как, например, собирать розы в саду Эрмы в Уайтстоуне.

Теперь, когда ты снова с ней встретился, тебя поразило, что за все эти годы ты ни разу не попытался ее отыскать. Ты не только не делал этого, но даже и не думал. А найти ее было легко. Ты мог найти ее пять лет назад, десять…

Зачем?

Для жизни! Для того чтобы любить кого-то и заботиться о ком-то, чтобы ссориться по пустякам, нежить и холить — и ты мог бы не обращать внимания на холодное презрение Эрмы, ты мог бы усмехаться бешеным и властным выговорам Дика, Джейн могла бы растить своих отпрысков и учредить колонию свободной любви, а тебе было бы на все наплевать…

Э, подумалось тебе, слишком уж ты преувеличиваешь значение всего этого. У каждого есть свои фантазии и любимые мечты; здоровый и разумный подход заключается в том, чтобы воспользоваться ими, когда они приходят, а затем спокойно отпустить их восвояси. А что касается Миллисент, этой миссис Грин, она была застрахована от какого бы то ни было значения. Она не имела никакого отношения к призраку. Ты вспоминал, как она выглядела, стоя рядом с тобой в театре: ее тонкую, слегка увядшую фигуру в простом темном платье, ее тусклые тонкие волосы, небрежно прибранные, так что из прически неряшливо выбивались отдельные пряди, ее спокойные серо-голубые глаза, бледное, неприметное лицо. Можно сказать, что, какая бы страсть ни имелась в ее крови, она давно исчезла. Она моложе тебя на десять лет, значит, ей тридцать. У нее есть муж, возможно, и дети. Она и вправду взволновала тебя, но это было просто волнение воспоминания; ты проявил себя глупо, не подавив желания заговорить с ней. Теперь она может надоедать тебе, писать письма, звонить по телефону.