По ту сторону жизни - Александр Чиненков

— Кому это надо, папа? — рассмеялся Дмитрий. — Если только белофиннам? А что? Они вполне способны проникнуть на лыжах в наш «крепкий» тыл и совершить диверсию!

— Кто виновен, а кто нет, пусть теперь следствие разбирается, — повысила голос Маргарита, выкладывая продукты из вещмешка. — Раз обстоятельства сыграли в нашу пользу, нам следует не обсуждать их, а довольствоваться результатом. Мы живы, а это главное, или у кого-то из вас есть другое мнение на этот счёт?

У мужчин другого мнения не нашлось, и они принялись за еду.

* * *

Когда поезд следовал по Сибири, Кузьма со скукой следил за пейзажами, мелькающими за окном, и постепенно успокаивался. Его мозг уже не работал так напряжённо, как раньше, и на него наплывали воспоминания о родных местах, где прошло детство и юность.

Расстояния между населёнными пунктами были огромными. Когда проезжали мимо какой-нибудь деревеньки, он припадал лицом к окну и с ноющей болью внутри разглядывал камышовые или соломенные крыши мелькавших изб, наличники на окнах, мостики на улицах, кладбище…

Это сон? Или он действительно возвращается домой после длительного отсутствия?

О своих «попутчиках» он старался не думать, особенно о Маргарите. Всё больше и больше Кузьма считал её демоном, и любые мысли о ней вызывали у него отвращение. Однако он был вынужден смириться с её присутствием, поддерживать с ней беседу, и этой пытке, казалось, не было конца. Кузьма чувствовал себя зверем, попавшим в хитроумную ловушку, и с озлоблением старался разгадать планы Маргариты в отношении себя.

Опять же с отвращением, он вспоминал все её уловки, когда она двадцать лет назад пыталась его завербовать, убедить пойти на службу к большевикам. Все мерзкие подробности, которые, казалось бы, давно изгладились из его памяти, как недостойные внимания, теперь всё чаще всплывали на поверхность, поскольку эта стерва оказалась снова рядом с ним, и ему ничего не оставалось, кроме как покорно терпеть её присутствие.

Что касается Дмитрия, то между ними существовала неловкость, в которой они оба не желали себе признаться, хотя Кузьма и делал над собой титанические усилия, чтобы обращаться с Дмитрием как с сыном.

Вот так и «путешествовал» Кузьма в вагоне поезда по бескрайней Сибири, приближаясь к Улан-Удэ, бывшему Верхнеудинску. Милицейские и военные патрули лишь дважды побеспокоили их в пути, но особо не придирались. Видя забинтованного Кузьму, а рядом с ним людей в военной форме, они наспех просматривали документы и, пожелав «доброго пути», удалялись.

Чем ближе подъезжал Кузьма к родным местам, где он родился и вырос, где пережил смерть родителей и любимой, тем тяжелее становилось на сердце. Тяжёлое чувство было настолько сильно, что хотелось проехать мимо станции — из страха, что нахлынут все горести минувших юных лет.

— Эй, мечтатель, очнись! — отвлекла его Маргарита. — Давайте определимся, как будем вести себя в городе, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

— А мне-то что, — огрызнулся Кузьма. — Меня всё равно здесь никто уже не помнит и не узнает. Теперь не моя, а твоя очередь трястись за свою шкуру!

— Я тоже сумею изменить свою внешность, не беспокойся, — ухмыльнулась Маргарита. — Я умею это делать очень хорошо, ты знаешь!

— А у меня заготовлен документ отпускника, — свесился головой с верхней полки Дмитрий. — Все подписи и печати — не придерёшься! А вам лучше форму снять и одеться в гражданку!

— Я позабочусь о себе и об отце, сыночек! — приподняв голову, улыбнулась ему Маргарита. — Однако следует соблюдать осторожность! Верхнеудинск, хоть и вырос за эти годы, но… Там ещё остались люди, которые могут узнать нас, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Тогда что делать прикажешь? — нахмурился Кузьма. — Невидимками мы быть не можем, да и если кто к документам нашим присмотрится повнимательнее, то…

— К документам никто присматриваться не станет, — сказал с верхней полки Дмитрий. — Они хорошо состряпаны, это во-первых. А во-вторых, Улан-Удэ далеко не прифронтовая зона и от финской границы очень далеко!

— От финской далеко, а от монгольской близко, — заметил угрюмо Кузьма. — Здесь тоже неспокойно, я сам разговоры в поезде слышал.

— Короче, остановимся в гостинице, — снова взяла инициативу в свои руки Маргарита. — Сутки посидим, осмотримся, найдём проводника и будем готовиться к походу в тайгу и дальше…

— Дальше — это конечно же в Монголию? — усмехнулся Кузьма. — Вижу, ты никак не хочешь отказаться от своей сумасбродной идеи?

— Не хочу и не собираюсь, — огрызнулась Маргарита и обратилась к сыну. — Ты, Дима, покрутись у злачных мест и постарайся навести справки о тех, кто тайгу хорошо знает.

— Я всё понял, мамочка, — отозвался Дмитрий. — Всё как надо сделаю.

— А я в больницу пойду, — сказал Кузьма. — Пора перевязку нормальную сделать, а то бинты уже приросли к коже.

— Обойдёшься и без больницы, — стрельнула в его сторону недобрым взглядом Маргарита. — Я сама найду всё, что надо, и сделаю тебе перевязку не хуже, чем в больнице. Пока этот город не представляет для нас никакой опасности, но если кто-то вдруг тебя узнает…

— В гостинице, выходит, меня не узнает никто, а в больнице…

— В гостиницу мы тоже не пойдём, — покачала задумчиво головой женщина. — В этом городе я знаю, где остановиться.

— Не в своём ли доме, где с бабушкой жила? — поинтересовался язвительно Кузьма.

— Забудь про тот дом, — ответила сурово Маргарита. — Ни бабушки, ни дома того уже нет давно. Верхнеудинск за двадцать лет изменился настолько, что ты его едва ли узнаешь.

В десять часов вечера Азат Мавлюдов вошёл в зал ожидания Белорусского вокзала. Поезд в Германию уходил в одиннадцать, но Мартина Боммера, уехавшего с кем-то прощаться, ещё не было.

«Чёрт возьми, неужели он отложил поездку и не предупредил меня об этом? — ужаснулся Азат, которого уже тяготило присутствие „дорогого гостя“. — А я надеялся спровадить его поскорей и вздохнуть спокойно. Только отъезд Мартина может спасти меня от нервного срыва…»

Боммер появился спустя четверть часа. С измученным видом он подошёл к Мавлюдову и поставил чемодан у своих ног.

— Как будто родину покидаю и еду чёрти куда, — сказал он так громко, что сразу же привлёк внимание присутствующих.

Азат побледнел от смущения и страха и схватил Мартина за руку.

— Потише, господин Боммер, чёрт тебя побери! — сказал он тихо. — Мы не на площади, во время митинга рабочих!

— Я не хочу уезжать в Германию, — вдруг разоткровенничался Мартин, — но приходится. Там теперь мой дом — в фашистском государстве!

Мавлюдов смотрел на его печальное лицо и кроме неприязни испытал что-то вроде сострадания. Трудно было понять, шутит Боммер или говорит всерьёз. Мартин схватил Мавлюдова за руку и пристально посмотрел ему в глаза.