Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

В голубом свете узорных ламп по залу бродили немногочисленные гости. Среди них выделялся герцог Гелеган из рода Черных Соколов — изысканности его дорого наряда мог позавидовать сам правитель, а высокомерию и наглости сама Луноликая Иссиль. Вигго, на бледном лице которого лежали печати горя и муки, перевел взгляд. Рядом с горестным выражением на красивом утонченном лице высился Малиус. Возле него — лорд Фалерриар. Бывшие советники вели тихую беседу и изредка поглядывали в ярко освещенную белизну коридора. Не посмел пропустить коронацию и начальник тайной службы шерл Эммерос, явившийся в тронный зал с семьей; и хотя, он изо всех сил сохранял спокойный, хладнокровный вид, дрожь его колен не заметил разве слепец.

В числе присутствующих были и благородные господа, наделенные титулами шерлов — всего не более десятка. Самым уважаемым из них слыл, пожалуй, Сирилл, сын Ребела из рода Фамил'Насэ, облаченный в дорогой черный наряд с серебром. Командор тяжело вздыхал, снова и снова оправлял широкий пояс и время от времени потирал ровный шрам на подбородке — беспокойство одолевало его до боли в висках. Леди Гвендолин в темно-синем платье из немерского бархата, сверкала изысканным украшением из лунного камня, обвивавшим ее оголенную шею и плечи, и бросала на хмурого брата долгие взгляды.

Наконец, почетный караул пристукнул древками, высек оранжевые искры и отворил окованные створы. Двойная шеренга королевских гвардейцев, оттесняя господ, проследовала к трону. Принц, взирая свысока на мрачных, озадаченных гостей, держался впереди. На его лице смешались коварство и удовлетворение — он добился короны.

Огоньки свечей дрожали, склоняя пламя. Жрецы Луноликой тихо переговаривались. Нервно притопывал носком начальник тайной службы Эммерос. В каком-то полузабытье Сирилл растирал на подбородке шрам. Оттесненная толпой Гвендолин теребила украшение из лунного камня, пребывая в странном недомогании. Девичий ноготок полоснул по хрупкому плетению и украшение порвалось — тончайшие бусинки посыпались на пол и перламутровые капли покатились под ноги королевской шеренге. Эльфийка ахнула, возможно, ее ждала бы кара, если бы в этот момент в арочном пролете не появился опальный маршал.

Брегон, достигнув трона, развернулся и непроизвольно дернулся — в его лживые и подлые глаза всматривался Габриэл. Стоящая в карауле стража не рискнула помешать или воспрепятствовать бывшему главнокомандующему и он вошел. Мелкие бриллианты, которыми был расшит его изысканный парадный костюм, сверкали солнечными искрами, обе руки покоились на едва покачивающейся рукояти из черного вулканического стекла: в каждом движении статного эльфа читались благородство и величавость, твердость и уверенность, бесстрашие и скрытая сила.

— Да здравствует король Габриэл! — Бесцеремонно выкрикнули из темноты.

Брегон поморщился, но пропустил оскорбление.

Габриэл замер напротив трона. Его невозмутимое лицо и черные гневные глаза пугали отвагой и неустрашимостью.

Боясь прослыть слабаком, Его Высочество продолжил коронацию. Жрец, державший стеклянный поднос с платиновой короной, усыпанной бриллиантовой крошкой, выступил вперед. Остальные хором запели:

— Властью данной нам Луноликой, в семнадцатый день десятого месяца Года Созвездия Серны мы нарекаем шерла Брегона, сына Теобальда, внука Дагоберта Пепельного из рода Дракона и Змеи королем Эр-Морвэна и подданным Иссиль. Возденьте корону!

Чело принца покрыл венец. Габриэл нахмурился; сердце в его груди затрепеталось, гулко отдаваясь шумом в ушах. Голоса жрецов и шелест одежд потухли, в душе вдруг вспыхнула непреодолимая тоска. Он взглянул на царственные стены Обители Предков: по ним плелись слитные картины, повествующие об обретении темными эльфами их Родины. Подземные сквозняки шевелили знамена, и, казалось, геральдические звери и сплетенные светила, исполняют фантастический танец.

Как записано в Летописи от Сотворения: за обладание этими голыми безжизненными пещерами, полными благородных металлов, великие предки воевали с армией Горного Короля. И битва эта была сокрушительна и страшна. В те времена Мертвые горы величали Пещерой Горного Короля, потому что в тенях здешних скал и расселин жило древнее громадное чудище. Трехголовый Змей был огромен; его чешуя, горела, как лунное пламя, и была непробиваема для стали клинка, а зубастая пасть выдыхала ядовитый огонь. Детям Сумерек пришлось вступить с ним в долгую и кровопролитную войну.

Когда надежд на победу не осталось, а темные были готовы сдаться и отправиться на поиски нового дома, Элкерфест, сын Фелара из рода Дракона бросил Горному Королю вызов. Змей, уверенный в собственной непобедимости, принял его, злобно насмехаясь над эльфом и называя «живым мертвецом». Поначалу Змей побеждал. Но, видимо, звездам в те далекие времена было угодно, чтобы Горного Короля свергли, а его Пещеру заняли темные эльфы.

Элкерфест одолел Змея и стал первым королем Эр-Морвэна, добавив к роду Дракона приставку «Змеи» в память о сокрушенном гиганте из пылающего огня. Он положил начало правящей династии, став праотцом не только владыкам и правителям, но и тем, кто никогда не смел претендовать на верховную власть по тем или иным причинам, будь то преданность королю, нежелание взваливать на себя тяготы владыческой доли или иное; его кровь текла в жилах Бриэлона, течет в жилах Габриэла и Селены, Эджиннала и Агаты и многих других.

Другие источники сказывали, что Элкерфест изначально происходил из рода Дракона и Змеи. Дети Сумерек, отрекшись от прошлого, забыли, что этот род был родом Первых Эльфийских Королей и знаменовал сплетение душ двух противоборствующих существ и двух противоборствующих начал: сердца и разума, крепости и святости, силы и мудрости.

Габриэла охватило чувство отчаяния. Предки проливали бесценную эльфийскую кровь, бились с тварью из адского мрака, без страха жертвовали собой, веками возводили королевство из стали и мрамора, строили дом за домом, улицу за улицей, вкладывали в площади и мосты, парки и галереи все свои силы, и ради чего? Чтобы однажды все рухнуло, потому что до власти дорвался развратный изверг и глупец, жаждущий преклонения и раболепия?

Его раненное сердце шептало: тот, кто однажды познал горечь падения, облекшись позорным клеймом отверженного, не вознесется и не вернет утраченного величия.

Разум знал — это правда, и все равно противился смирению.

Среди толпы неприятелей Габриэл держался твердо, мужественно и не проронил ни единого слова. Но одно его присутствие стало болезненным уколом по самолюбию молодого короля. Он бледнел, вздрагивал и запинался. Что творилось в душах когда-то лучших друзей, а теперь непримиримых врагов было несложно понять. Голубоватый огонь в камине заметался, обливая обоих холодным светом высоких звезд. Сын Теобальда казался огарком оплывшей свечи с ярким огоньком на челе; на лбу, щеках, шее блестели капельки пота, придавая Его Величеству сходство с подтаявшей восковой фигурой, необдуманно поставленной у жаркого очага. От Габриэла, напротив, веяло ледяным холодом, по голубовато-белому лицу плясали серебристые отсветы оружия и доспехов, а сам он чудился выточенной из осколка льда прекрасной, но бесчувственной скульптурой древнего короля мира.