Неверная жена - Жаклин Санд

Апрель расставил все по своим местам: в ложбинах и на солнечных пригорках зацвели крокусы и мелкие белые цветы, названия которых Александра никогда не знала, вернулись птицы, начавшие вить гнезда, и теперь ветер был теплый, пахнущий морем. Море манило и звало; Александра помнила его валы, сизые, как грудка дикого голубя. Все чаще и чаще она думала о том, что хорошо бы отправиться хотя бы в Константинополь, куда новости доходят скорее, и там, возможно, обрести покой. Здесь она покоя не дождется.

Вечером длинного сырого дня, когда зарядил дождь, Александра сидела одна в обеденном зале. Те немногочисленные рыцари, что трапезничали с нею, уже разбрелись по своим комнатам, а огромное бревно в камине почти прогорело. Александра смотрела, как бегают по его обугленной туше ярко-алые искры, и вспоминала искры в походном костре, который Даниэль разводил ночью. И звезды, мохнатые, словно одуванчики. Северные звезды даже летом светили тускло.

Грохнула дверь, послышались шаги, но Александра не обернулась. Это кто-то из рыцарей или капеллан, забывший требник на лавке; и когда за спиною послышался голос, она ушам своим не поверила.

Голос сказал:

– Какой же адский холод у вас тут.

«Это сон», – подумала Александра. Она спит, и ей снится, что Даниэль приехал. Не оборачиваясь, она ответила ему:

– В аду, говорят, жарко. Как в Палестине.

– В таком случае на земле мы уже ад претерпели, значит, нас заберут на небо. Разве это не радует тебя?

И его ладони легли ей на плечи, и тут Александра со всей отчетливостью поняла, что это не сон.

Она вскочила, едва не опрокинув стул, и оказалась лицом к лицу с Даниэлем. Солнце еще не погасло в высоких окнах, да и камин давал достаточно света, и потому разглядеть гостя можно было без труда. Даниэль изменился – это Александра увидела с первого взгляда; он по-прежнему чисто брился, но лицо похудело, под глазами залегли темные тени. И одежда стала другой, более богатой, и все так же сиял с нее перечеркнутый перевязью графский герб. Тяжеленный плащ, подбитый мехом и расшитый по краям дерущимися львами, падал до самого пола.

– Даниэль, – сказала Александра, наглядевшись, – что ты делаешь здесь?

– Решил навестить тебя.

– Ты говорил, что твои дела в Святой Земле, а сюда ты не собираешься возвращаться.

Он усмехнулся и тут же согнал улыбку с лица.

– Многое изменилось, моя госпожа. Отец умер в октябре. Он так и не оправился от ран, полученных при Хаттине.

– О Боже, – Александра протянула руку и коснулась его щеки. – Мне так жаль, Даниэль. И что же теперь?

– Теперь многое изменилось. Я так и остался признанным бастардом, а вот земли мои под властью сарацин. Такая неприятность. Между прочим, отец отписал мне твой фьеф; ты знала об этом?

– Мой фьеф? – Александра изумленно моргнула. Она не понимала, о чем это Даниэль.

– Владения графа де Ламонтаня, – терпеливо объяснил он. – Еще когда я отправился за тобой в Рабиун, отец обещал мне, что если Гийом действительно так поступил с тобой, да еще и прикончить тебя пытался, то его фьеф достанется мне. Я-то скривился и сказал, что мне ничего не надо, а отец перед смертью позаботился. Все бы хорошо, да в том замке теперь пируют сарацины; небось все вино из подвала выхлестали. Беда, просто беда.

– Даниэль! – Александра начала смеяться. Он говорил о вещах вроде бы грустных, но говорил так, что слушать его без улыбки было невозможно.

– Да? Так вот, я поболтался там некоторое время. – Он протянул руку, затянутую в тонкую перчатку, и убрал с лица Александры упавший локон. – Смотри-ка, у тебя волосы отросли… Но после смерти отца оставаться с графиней Эшивой было не слишком разумно. Потом я счастливо избежал предложения принять мусульманство, которым чуть было не пожаловал меня Салах ад-Дин, когда прознал, что я живу в Иерусалиме, а ему не сказал. Спасибо Фарису, тот меня предупредил. В Аккре было скучно; некоторое время я пробыл в Константинополе, потом возвратился. Зря я советовал тебе там жить, Александра. Не надо было меня слушать.

– А я и не послушала, – сказала она, глядя на него, не отрываясь. – Так что же, ты решил забраться севернее?

– Наоборот, южнее. Решил возвратиться в Палестину. Кое-какие христианские земли там еще остались, и с Салах ад-Дином, если он будет в благодушном настроении, можно договориться. Еще поговаривают, будто ваш английский король Ричард собирается пойти босиком в Иерусалим. Думаю, что пойдет он в сапогах, и не пойдет, а поедет на коне во главе крестоносного войска. Ходят слухи, что и с Францией будет мир, дабы отвоевать Гроб Господень, откопать все-таки Животворящий Крест, если кто-нибудь вспомнит, где его закопали[21], и что-нибудь сделать с Иерусалимом. Я намерен предложить вашему Ричарду свои услуги. Письма султану я доставлять умею.

– Все это, может, и так, – сказала Александра, – а сюда ты зачем приехал?

– За тобой.

И так как она молчала, Даниэль продолжил:

– Все это время я жил без тебя. Говорил себе, что любовь, которая бывает в песнях, не способна тронуть такого человека, как я. Говорил – и сам себе не верил. Какой бы герб ни был нашит на мою одежду, я был и останусь вором, пусть в моих жилах течет кровь графа Раймунда. Я не могу жить без той земли, но и без тебя жить не могу.

Даниэль отодвинулся, опустился перед Александрой на колено и склонил голову; плащ расплескался вокруг него черным озером с проблесками золота.

– Я прошу твоей руки, леди Александра. Прошу тебя сделать глупость: оставить свой дом, уехать со мною в Святую Землю, где никогда не было и не будет мира. Туда, где я не могу тебе ничего обещать – ни земель, ни золота, ни власти, – кроме одного: всю свою жизнь в этой земле я буду с тобой.

Александра склонилась и поцеловала его в волосы, а когда Даниэль поднял голову – поцеловала в губы. Смеркалось, и беспечно потрескивало бревно в камине.

– Мира нет нигде, – прошептала Александра, – только в нашем сердце.

– Так и есть, – согласился Даниэль.

– Я скажу тебе завтра, – промолвила она, – завтра утром. Оно, говорят, мудренее вечера. А сейчас, если ты приехал, останься со мной. Между мной и тобой сейчас ничего нет, Даниэль, совсем ничего.

Он подождет, она знала. Он подождет до утра, и это утро станет совсем иным, чем те, что встречала Александра в последнее время. Она закрыла глаза – и увидела дорогу, уводящую сквозь рощицу пыльных олив к прозрачному горизонту, на котором встают горы. А если подняться в ясную погоду на стену крепости Калат ар-Рабад, то оттуда видны золотые купола Иерусалима.

Наутро Даниэль увез ее в Святую Землю.