Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она достаточно умна, чтобы довериться мне, — с гордой улыбкой напомнил ему Рауль. — И Соланж не выйдет на помост ради того, чтобы ты мог утолить свое тщеславие. Или ради того, чтобы воплотить мечты твоих идиотов-покупателей, на которых ты наживаешься.
— Ты глупый, испорченный мальчишка, — выкрикнул раздосадованный Сильвано.
Юноша не удостоил его ответом. Он встал, взял за руку Соланж и сказал:
— Пошли. Думаю, нашему другу стоит подумать в одиночестве.
Сильвано Санджорджо снова почувствовал себя игрушкой, которую забыли на пыльном чердаке, но сумел скрыть свои чувства.
— Я хотел только дать тебе шанс, — с улыбкой произнес он. — И позволь, Соланж, мне надеяться…
Он сумел удержать себя в руках, но это противоборство измотало его. Если бы Рауль лучше знал Сильвано, он не стал бы радоваться раньше времени. Санджи был не из тех, кто позволяет безнаказанно оскорблять себя.
Консалво пребывал в сладкой дреме, чувствуя себя то ли облаком, то ли волной, как вдруг зазвонил телефон, стоявший на ночном столике. Монотонный сигнал нарушил сон, он дотянулся до аппарата и поднял трубку. — Кто это? — спросил князь сонным голосом.
— Это я, Роберта, — отозвался голос на другом конце провода.
Консалво взглянул на светящийся циферблат будильника — было три часа. Ночи или дня? Он никак не мог до конца проснуться.
— Какая Роберта? — сердито спросил Консалво.
Как и любой человек, разбуженный посреди ночи, он чувствовал раздражение.
— Роберта Летициа.
— Так уже три часа дня? Ты что, вернулась в Италию?
— Нет, сейчас три ночи. Я звоню из Лос-Анджелеса.
— Тебе захотелось узнать, не страдаю ли я бессонницей? — усмехнулся Консалво.
— Мне надо поговорить с Глорией! — безапелляционно заявила Роберта.
Нахалка, как и вся семья Летициа, — даже не подумала извиниться!
— Подождите, пожалуйста, я посмотрю, дома ли синьора, — иронически произнес Консалво, подражая прислуге.
Он сам виноват в этом ночном звонке: накануне вечером переключил телефон в гостиной на свой аппарат. Он нажал на кнопку переговорного устройства и услышал голос Глории. Консалво наконец проснулся окончательно.
— Это Роберта из Лос-Анджелеса, спрашивает тебя, — холодно сказал он.
— Алло! — заспанным голосом произнесла Глория.
Консалво не стал класть трубку. Ему почему-то захотелось послушать, тем более что представился удобный случай. Он услышал, как после обычного обмена любезностями Роберта сказала:
— У Рауля серьезные неприятности. Нужна твоя помощь, Глория!
— Что случилось? — спокойно спросила Глория.
— Его арестовали.
— За что?
— Наркотики. Грязное дело… Хранение и распространение наркотиков.
— Глупости! — возмутилась Глория. — Ты знаешь Рауля лучше, чем я, и прекрасно понимаешь, обвинять его абсурдно.
— У него в машине нашли наркотики.
— Что именно?
— Кое-что серьезное. Даже не сигаретки с марихуаной.
— А ты откуда знаешь?
— Он позвонил мне из полицейского участка на Мичиган-стрит.
Роберта говорила очень неохотно, Глории приходилось буквально вытягивать из нее каждое слово.
— Что, что тебе сказал Рауль?
— Что это ловушка, он невиновен.
— Ты подумала об адвокате?
— Да, но мне никого пока не удалось найти.
— А ваш отец? Почему ты не обратилась к нему?
— Ну, боюсь, он из этого устроит трагедию. И потом… В общем, я решила обратиться к тебе. И Рауль меня об этом попросил…
— Хорошо, Роберта, — заключила Глория. — Я постараюсь помочь.
— Пожалуйста, поскорее, прошу…
Роберта прервала разговор, и Консалво услышал, как Глория тяжело вздохнула, прежде чем положить трубку.
Он вытащил из серебряного портсигара сигарету, понюхал ее, но зажигать не стал. Он уже две недели не курил и не хотел снова приниматься за сигареты.
— Рауль в тюрьме, в тюрьме за наркотики, — пробормотал Консалво. — Наследник Летициа — педик и наркоман…
Консалво наслаждался, предвкушая момент реванша.
Он представил, как потрясена этим сообщением Глория. Как ей удастся замять скандал? Лос-Анджелес — не Милан, и Калифорния — не Италия. Но почему Роберта обратилась к Глории, а не к всемогущему Риккардо? Что может сделать чувствительная жена Консалво без помощи главы семейства? Ничего, со временем он все узнает. Пока же мысль о несчастьях семьи Летициа наполняла сердце Консалво радостью. Он питал жгучую ненависть к семье, раздавившей его своим могуществом и богатством. Консалво был уверен: у всех Летициа хватает постыдных тайн. Правда, о них ходили лишь слухи, но этот разговор Консалво слышал собственными ушами. Теперь надо посоветоваться с адвокатом и подумать, что можно выжать из истории с Раулем. Консалво пришел в восторг при мысли, что теперь в его руках — улики, способные повергнуть врагов.
Он встал, лениво, как кот, потянулся и почувствовал облегчение. Пройдя в гостиную, он нашел там последние номера «Тайм» и «Ньюсуик» с репортажами об открытии огромного магазина Санджи.
— А портняжка тоже в Лос-Анджелесе, — заметил вслух Консалво, наливая чуть-чуть старого арманьяка. — И там же арестовывают Рауля Летициа. Единственный сын Риккардо — гомосексуалист и наркоман! А может, еще и торговец наркотиками…
Конечно, не исключено, что дело замнут, но у Консалво есть теперь доказательства. Единственный способ противостоять притеснениям власть имущих и единственная возможность разговаривать с ними на равных в том, чтобы овладеть их самыми мерзкими тайнами.
Консалво зашел в ванную и зажег старинный светильник муранского стекла, когда-то украшавший родовой дворец Брандолини в Вероне. Дворец продали много лет назад вместе с мебелью. Кое-что ценное Консалво удалось спасти. Это был его скромный, но изысканный вклад в убранство роскошной двухэтажной квартиры на площади Сан-Бабила, которую Риккардо подарил Глории ко дню свадьбы.
— Риккардо, — задумчиво проговорил Консалво.
Неожиданно настроение у него испортилось. Имя Риккардо всегда приводило Брандолини в замешательство. Он боялся этого человека, боялся даже его улыбки. Да и все окружающие опасались Риккардо: его собственная жена, дети, племянники, служащие, прислуга. Только Глория и старая Роза не испытывали подобных чувств. Консалво пока не разобрался, что же так прочно связывает Риккардо, Глорию и Розу — кровные узы, сердечная привязанность или какие-то иные, темные чувства. Но как бы то ни было, их союз казался нерасторжимым.