1917–1920. Огненные годы Русского Севера - Леонид Прайсман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После ухода союзных войск Северная область была обречена. Поражение Белого движения в России предопределило это. Внутренние противоречия, раздиравшие Русский Север, ускорили падение области.
Гражданская война на Севере России, при всей ее схожести с войной в других районах страны, имела много отличий. Первое из них заключается в том, что, не считая Чехословацкого корпуса, созданного в составе российской армии, на других фронтах Гражданской войны союзники не принимали активного участия в боях. Второй особенностью является беспрецедентный успех создания белой массовой армии. После ряда первоначальных неудач с призывом удалось поставить под ружье 10 % населения Северной области. В чем были причины этого? Вооружив осенью 1919 г. 54 000 человек, включая чинов Национального ополчения, усилило ли Северное правительство армию или ослабило ее, растворив надежные элементы среди массы пленных красноармейцев, рабочих, моряков, переходящих на сторону противника при любой возможности? Мы попытаемся ответить на эти ключевые вопросы. Почему, несмотря на колоссальную помощь союзников и на то, что зимой 1920 г. как по количеству бойцов, так и по вооружению ВССО значительно превосходили противостоящие ему силы Красной армии, фронт рухнул? В чем причина того, что подавляющее большинство жителей края и военнослужащих ненавидели союзников, особенно англичан, лютой ненавистью? Ненавидели настолько, что даже многие офицеры, в том числе самые талантливые из них, как Мурузи, искренне считали, что после их ухода Северная армия разобьет красных и освободит всю Россию.
Я уже писал о том, что после переворота 2–3 августа 1918 г. несколько небольших белых отрядов вместе с несколькими батальонами союзников преследовали отступающих красных. В это время началось создание на освобожденных территориях Российской армии Северной области (РАСО). 5 августа был опубликован приказ № 2 командующего РАСО Чаплина: «…приказываю всем офицерам Армии и Флота не вошедших в сформированные уже части явиться в течение 4 августа для регистрации в помещение Коменданта города Архангельск с 10 часов утра до 6 часов вечера»[355]. В ВУСО ни у кого не было ни малейшего сомнения, что единственным правильным путем создания армии является мобилизация. Также считало и руководство Комуча, но и на Волге, и на Севере не очень спешили с ее проведением. Выступая 6 августа на заседании ВУСО, управляющий военным отделом Маслов заявил: «…воссоздание армии возможно единственно путем мобилизации…», но тут же добавил: «…в данный момент Совещание временно остановилось на принципе добровольного набора на договорных началах». Одной из причин этого было отсутствие аппарата. Маслов говорил о необходимости «энергичной работы по восстановлению мобилизационного аппарата». Для проведения мобилизации были необходимы офицерские кадры, и Маслов предложил провести «частичную мобилизацию офицерского состава»[356]. Но все-таки с мобилизацией не спешили, даже со столь необходимым призывом офицеров. Первое, о чем позаботился Маслов, – это о создании канцелярии из 79 человек, притом что во всех Вооруженных силах Севера насчитывалось к концу августа 250 человек. Поразительно, как русские социалисты с ходу усваивали все чудовищные недостатки царского режима и даже стремились превзойти своих предшественников. Чаплину было обидно, что какой-то презираемый им Маслов создает такой раздутый управленческий аппарат, и он решил создать свой, еще большего размера. Проведению массовой мобилизации препятствовали и воспоминания о событиях, произошедших в русской армии в 1917 г. Мешал страх, что мобилизация может дать кадры, которые уже развалили русскую армию и государство. Поэтому на первых порах ограничились Добровольческой армией. 7 августа был утвержден проект договора, который подписывал доброволец, вступивший в РАСО. Добровольцы делились на две категории: постоянных и временных. К первой относились офицеры, которые участвовали в перевороте и образовали отряды, преследующие большевиков. Временные – служили короткий срок, в основном не более трех месяцев. Это были члены крестьянских отрядов, принимавших участие в свержении советской власти. Маслов, отправившись на 2-й неделе августа в инспекционную поездку по губернии, с удивлением обнаружил, что крестьянские отряды тают с каждым днем. Такую же картину можно было наблюдать и в самом Архангельске. Крестьянский отряд, участвовавший в перевороте, скоро разошелся по домам. Нежелание многих крестьян воевать дальше своей деревни и в лучшем случае своего уезда было одной из причин поражения антибольшевистских сил в Гражданской войне. В Онежском добровольческом отряде полковника де Граве из 200 добровольцев идти в наступление были готовы не более 65 человек, но при условии «если сзади будет готова поддержка»[357]. Подобная картина наблюдалась и в других районах. На решение крестьян часто влияли хозяйственные причины. 28 августа на Печеру выехал отряд полковника П. Ф. Естифеева в составе 12 человек, из них 5 офицеров. Он должен был на месте создать боевую часть. Отряд вез с собой около 100 винтовок и 2 пулемета. 5 сентября отряд прибыл в самый большой населенный пункт края Усть-Цильма. К этому времени здесь действовал отряд местных добровольцев прапорщика Е. А. Попова (100 человек). Естифеев стал командовать отрядом и попытался создать на его основе Печерский отдельный батальон. Но начались уборочные работы, поэтому численность бойцов отряда росла крайне медленно. Естифеев мог только возмущенно писать в Архангельск, что всему виной «непонятное, преступное равнодушие местного населения к моим задачам»[358]. Результат не заставил себя долго ждать. Получив сообщение, что в районе Усть-Щугора собираются красные отряды, Евстифеев отправил против них небольшой отряд под командованием поручика Пономарева. 17 сентября белые были рассеяны. 21 сентября Евстифеев покинул Усть-Цильму и приехал в Архангельск, где доложил ВУСО о невозможности бороться с большевиками на Печере. В дальнейшем зверства красного отряда Морица Мандельбаума привели к массовой поддержке белого движения крестьянством Печорского края.
Но в РАСО не хотели вступать не только крестьяне, но и многие офицеры. Проблема отношения офицеров к демократическим правительствам в различных районах страны была очень острой. В офицерском корпусе к 1917 г. произошли кардинальные изменения. Если в 1912 г. 53,6 % происходили из дворян, то в 1916–1917 гг. 60 % выпускников пехотных училищ были выходцами из крестьян. Современный российский историк С. Волков пишет: «Состав офицерского корпуса по социальному происхождению изменился в результате коренным образом. Он практически стал соответствовать составу населения страны»[359]. Сыновья рабочих, крестьян, официантов, ремесленников, представители угнетенных национальностей, например евреи (после революции 1917 г.), наконец, получили то, о чем они раньше не смели и мечтать, – офицерские звания. И вдруг, после революции, те, кто раньше были элитой общества, всеобщими любимцами, особенно во время войны, превратились в париев, которых можно было безнаказанно оскорблять, глумиться и даже убивать. Все это оказало колоссальное воздействие на широкие офицерские слои и усилило реакционные тенденции в демократическом по составу офицерском корпусе. Офицеры были охвачены чудовищной ненавистью к тем, кто в 1917 г. разложил русскую армию, в первую очередь не к большевикам, а стоявшим тогда у власти умеренным социалистам. Это можно объяснить тем, что многие офицеры почувствовали в жестокой большевистской диктатуре восстановление сильной власти, поверили в возможность создания сильной армии. Офицеры, помня страшный для них 1917 г., разделяли презрительное отношение большевиков к демократическим партиям и правительствам. На Севере, где, согласно большевистской переписи июля 1918 г. (естественно, явились далеко не все), насчитывалось 717 офицеров, кадровых было очень мало. Многие офицеры не хотели служить правительству, состоявшему из социалистов и пытавшемуся сохранить красный флаг. В результате они предпочитали вступать в воинские части, создаваемые на Севере союзниками: в Славяно-Британский легион, в подразделение Французского иностранного легиона или в военные школы. Они были готовы идти туда даже простыми солдатами или в лучшем случае младшими офицерами, часто терпя издевательское отношение со стороны британских офицеров и сержантов.