Последнее «долго и счастливо» - Соман Чайнани

– Восстанавливается? – переспросила Агата. – Выходит, Лига Тринадцати уже существовала когда-то?

– Когда ее собрали впервые? – спросил Тедрос.

– Вопросы, вопросы, сколько вопросов сразу, – простонал Мерлин, надвигая свою шляпу на лоб. – Хотел бы я быть пророком. Им, пророкам, хорошо: не хочешь – вообще можешь не отвечать на вопрос, а хочешь – можешь ответить так, что твой ответ потом тысячу лет расшифровывать будут и не расшифруют. Вопросы… Давайте договоримся так: сначала ужин, потом ответы на вопросы. По-моему, не нужно быть пророком, чтобы догадаться, как сильно вы проголодались.

– Только стариковской еды нам не давай, – попросил Тедрос, глядя на членов Лиги, все еще сидящих над своей вареной морковкой, кашей и сливовым пюре. – Мы же не мумики какие-нибудь.

– Ну, тогда позвольте предложить вам вот это, – улыбнулся Мерлин, снова снял шляпу и начал доставать из нее серебряные тарелки, которые ставил на волшебным образом расстелившийся у них под ногами ковер. Что было на тарелках? О, много всего! Копченые свиные ребрышки, картофельное пюре, тушеные бобы, рис с острой приправой карри, маринованные огурчики и… Короче говоря, чего там только не было! Мерлин сам наполнил свининой и гарниром первую тарелку и сказал, протягивая ее Агате: – Приятного аппетита, принцесса!

Агата сглотнула слюнки и была уже готова наброситься на еду, но заметила, каким обиженным стало лицо Тедроса. Ах-ах-ах, его обошли! Агата усмехнулась и спросила, протягивая принцу свиное ребрышко:

– Хочешь попробовать?

Тедрос просиял, с благодарностью принял ребрышко, а затем они оба деловито уткнулись в свои тарелки. В наступившей тишине Мерлин вальяжно развалился на стуле, вынул из шляпы новый леденец и сунул его в рот.

– Знаете, ради чего я больше всего хотела бы снова стать молодой? – сердито проворчала Золушка, хлюпая сливовым пюре и завистливо косясь на Агату с Тедросом.

– Ради веселых развлечений и балов? Романтических свиданий с принцами в тени ветвей? – грустно предположил Питер Пэн.

– Ради того, чтобы пожрать вдоволь, – грубо ответила Золушка.

– Ну, уж чего-чего, а этого удовольствия у тебя в жизни было, судя по твоей фигуре, предостаточно, – хмыкнул Пиноккио и спросил, заметив, что на него уставились все, кто сидел за столом: – Простите, я что, сказал это вслух?

А юные принц и принцесса все ели и ели, пока, не завершив трапезу большим куском кофейного торта, не отвалились к стене, постанывая от удовольствия и поглаживая вздувшиеся животы.

Потом появился Юба, принес таз горячей воды, мыло и полотенца, и Агата с Тедросом по очереди умылись за портьерой. После этого Мерлин сотворил для каждого из них по белой ночной пижаме. Когда же все остальные старики из Лиги разошлись по своим матрасам, чтобы пораньше улечься спать, Агата сказала, нервно поглядывая на Мерлина:

– Я должна убедить Софи, что ее «долго и счастливо» возможно только с нами – с Тедросом и со мной. Вы можете помочь нам пробраться для этого в школу?

– А что, если она не захочет уничтожить кольцо? Что, если Директор школы поймает нас? – заволновался Тедрос. – Мерлин, у него по-прежнему мой меч. Отцовский меч! Меня же не коронуют без Экскалибура…

Мерлин обнял одетых в белые пижамы всегдашников:

– Тогда пойдемте в такое место, где можно без помех поразмыслить обо всем.

– В лес? – нахмурилась Агата. – Нет, нам не стоит идти туда после наступления темноты. В лесу нас могут найти воскресшие старые злодеи, и тогда…

– А кто вам предлагает идти в лес? – удивился Мерлин. Он распахнул плащ – лиловая подкладка напоминала ночное небо, усыпанное вышитыми пятиконечными звездами, неровными, словно их нарисовал ребенок. – Вот куда ходят волшебники, чтобы поразмыслить, моя дорогая.

Агата, честно говоря, не понимала, о чем толкует старый маг, а вот Тедрос сразу все понял и улыбнулся.

– Не бойся, глупенькая, пойдем! – он взял Агату за руку и вместе с ней шагнул прямо в это звездное небо на подкладке мерлинового плаща. Агата почувствовала прикосновение гладкого шелка, потом ей показалось, что она падает в бездну, сквозь тьму.

Ее слепили пролетавшие мимо кометы, и она прикрыла глаза, а потом поняла, что мягко опускается на что-то пушистое и теплое и что находится где-то далеко-далеко за пределами Бескрайних лесов.

– Своим существованием Лига Тринадцати обязана твоей матери, – негромко заговорил Мерлин, свешивая костлявые ноги за край пушистого белого облака и болтая ими в пустоте.

Нужно признаться, что поначалу Агата пропустила эти слова мимо ушей – ее внимание приковало к себе бездонное небо, освещенное тысячами пятиконечных сверкающих звездочек: они были такими же, как те, что вышиты на плаще Мерлина.

– Селестиум, – со знанием дела объяснил Тедрос. – Любимый уголок на небе, куда Мерлин приходит, чтобы поразмышлять в тишине.

Сюда старый маг приводил еще отца Артура, потом самого Артура, и теперь его сына. Агата продолжала смотреть во все глаза, чувствуя, как у нее мурашки бегут по телу. В отличие от ледяного, промозглого леса, воздух здесь был теплым, свежим, спокойным. Агата откинулась на спину, упала в облако словно в пуховую перину, погрузившись в него почти целиком. Но поразительнее всего была царившая здесь тишина, в которой каждый шорох, даже каждый вдох казался лишним, мешающим расслабиться. Наконец все они замерли, найдя удобные позы, и только тогда Мерлин продолжил говорить:

– Действительно, без Каллисы члены Лиги могли бы вообще никогда не встретиться друг с другом. Во время Великой войны братья – Директоры школы сражались друг с другом, выясняя, кто из них одержит верх, Добро или Зло. Победил, как водится, один из них, но никто не знал, кто именно, потому что лица братьев были скрыты под маской. Но кто бы ни оказался победителем, новый Директор объявил, что встанет теперь над вечной схваткой Добра и Зла, и поклялся до конца своей жизни сохранять равновесие в сказочном мире.

Агата с трудом подавила зевок и увидела, что у Тедроса тоже слипаются глаза. Ничего нового в словах Мерлина не было, о войне братьев им рассказывали еще на первом курсе.

– Понимаю, все это для вас хорошо известные истины, – заметил Мерлин, – но эта война стала критической точкой в той истории, которую я собираюсь вам поведать. Итак, после Великого испытания Добро на протяжении двухсот лет одерживало над Злом одну победу за другой, в каждой новой сказке, и все, естественно, уверились в том, что победу в той войне одержал добрый брат и теперь Сториан пишет сказки, в которых как в зеркале отражается душа нового Директора. В то время сам я был еще юным всегдашником, славился копной непослушных волос, способностями к магии и тем, что школьным занятиям предпочитал исследования и опыты, которые проводил в своей маленькой лаборатории. Все остальные всегдашники, поверив, что Добро непобедимо, со временем расслабились и обленились, я же был единственным, наверное, кто очень сильно сомневался, что полоса удач Добра будет продолжаться вечно. Ведь, в конце концов, не нужно забывать, что волшебное перо следит за тем, чтобы поддерживать равновесие в сказочном мире, об этом нам рассказывают на самом первом уроке в Школе. Солнце будет светить над Бескрайними лесами только до тех пор, пока перо сохраняет это равновесие между Добром и Злом, исправляя любой перекос баланса, когда пишет каждую новую сказку. А что это означает? Это означает, что каждая новая победа Добра должна быть скорректирована таким образом, чтобы Зло сохранило свою силу, – иначе о каком равновесии может идти речь?