Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

ходили люди, рядом цокали лошади, запряженные в повозку, из раскрытых окон доносились пряные ароматы, а по всем улицам разносился оживленный гвалт сотен голосов. Серая, пустая столица, которой я помнил город до своего отъезда, стала живым, пульсирующим водоворотом людей, встреч, событий. Поток увлек меня, и вскоре я будто растворился, слившись с несшим меня течением.

Пришел в себя на тесной улочке, рядом с магазином цветов. Милая женщина за прилавком обворожительно улыбалась, посылая невербальный сигнал «КУПИ». Я спросил у нее дорогу. Она с улыбкой, до предела вежливо и учтиво, направила меня. Я вдруг вспомнил, что Дарья любила маргаритки. Но при этом не вспомнил, как они зовутся по-нагорски и просто показал на большой букет. С цветами в руках, в приподнятом настроении, я теперь чувствовал себя как деревенский бездельник, который вдруг нашел бесхозную горсть золота на лавке.

Поплутав по закоулкам Скарбницы, я, наконец, нашел ее магазинчик. Неброскую входную дверь украшала маленькая вывеска «ВЛУЧЕНГА». На витринах были выставлены картины, изображения из бисера и другие ручные поделки.

Я собирался войти, но увидел надпись на двери по-нагорски «Сегодня одпочиваю20». Рядом с ней болталась на веревочке простенькая кукла – девочка, сладко уткнувшаяся щекой в подушку. Вот незадача – если Дарьи нет, получалось, я потратил зря целый день. А в моем положении времени терять было никак нельзя. На всякий случай я толкнул входную дверь. Она неожиданно поддалась, приглашая внутрь.

В магазине приятно пахло лавандой. За прилавком никого не было. Я положил цветы на стойку и неспешно осмотрелся. На голубых стенах висели небольшие картины в простых, сколоченных из деревянных планок, рамках. Все до одного – узнаваемые виды Нагоры. Триглав в дымке, вид с лодового гребня на Котлину, золотистая долина в тюках сена. Нарисованы они были пастелью в приглушенных цветах. Помимо этого, ничего особенного они не представляли: такие рисуют туристам на память.

Рядом со стойкой привлекала внимание высокая шкаф-витрина. За стеклом, будто большое семейство людей-лилипутов, лежали куклы. Игрушки были небольшого размера – я взял одну в руки, и она спокойно уместилась на ладони. Каждая тряпичная поделка была уникальной и изображала разных персонажей. Вот крестьянин из деревни: широкие темные штаны, светлая, с национальным цветочным узором, рубаха подпоясана тканью с узлом на животе, а на символической, без признаков глаз, рта и носа, тряпичной голове красовалась шапка-магерка. Рядом стоял шахтер в праздничном наряде: темный мундир и штаны, на голове кивер с шахтерским знаком – перекрещенные молот и кувалда. Впечатлял уровень деталей: на груди были заметны разные медали и знаки отличий, край воротника украшал маленький знак горняков, тот же, что и на кивре, а на плечах выделялись нашивки с указанием ранга. Я знал этот костюм, потому что отец Дарьи во времена коммунизма работал шахтером. Однажды при мне он надел эту форму. А я тогда совсем маленький был, и мне показалось, что вошел какой-то солдат.

Позади хлопнула дверь, я заслышал обрывок фразы по-немецки. Обернулся – это была Дарья, а с ней еще одна девушка. Дарья что-то говорила подруге, но, увидев меня, оборвала фразу.

– Ты! – воскликнула.

В руках она держала грейпфрут. Длинные пальцы цепко хватали плод за бугристую шкуру, тянули, мяли, с треском обнажая розовую мякоть. Неожиданно она подняла плод вверх, словно бейсболист, готовящийся к броску. Я метнулся к прилавку – скорее выставить цветы как защиту! – но не успел дотянуться до букета. Грейпфрут с хлопком расплющился о дерево прямо перед моим носом. Я нырнул за стойку, затем осторожно выглянул. Дарья со свирепым выражением лица заносила над головой второй грейпфрут.

– А ну вылезай! – прокричала.

Я схватил цветы со стола и поднял их над головой. Помахал будто белым флагом. Через секунду почувствовал, как стебли сотряслись, а часть маргариток вылетела из букета и рассыпалась по полу. Одновременно с этим о стену напротив размазался второй грейпфрут.

– Есть еще? – спросил я, с опаской выглядывая из укрытия.

– Увы, нет, – ответила девушка, подходя к стойке, – А жаль.

Я поднялся, держа букет в руках. Кажется, угроза миновала. Дарья стояла передо мной, в глазах – озорной блеск. Это сбило меня с толку: я думал, она действительно зла на меня. Признаться, я никогда до конца не понимал ее. Наверно, это меня в ней и привлекало.

И необычная красота, конечно. Она была невысокого роста, с тонкой фигурой, и во всем ее облике ощущался аристократизм и чувство собственного достоинства. Маленькие ладошки сочетались с необычно длинными тонкими пальцами, что придавало им изящный и деликатный вид. Пышные каштановые волосы бархатными волнами спадали на плечи. На светлом и чистом, как у ребенка, лице никогда не было макияжа. Широкие скулы и изящный с закруглинкой нос придавали ей сходство с изображением древнегреческих богинь. В то же время в ее внешности было что-то неуловимо славянское.

Она выхватила у меня из рук цветы.

– Это мне? – сказала будто удивленно. Потом пожала плечами и безразлично: – Стокротки – это пошло. Разве ты не знал?! Их все дарят.

И вдруг внезапно, с драматизмом в голосе:

– Их натура противоречива. Они одновременно печальные и веселые. За них покупают чувства, с них начинаются «отношения», но все равно они суть символ человеческого одиночества.

– То есть, тебе нравятся? – спросил я.

– Конечно, нравятся. Так и быть, ты выиграл десять минут моего времени. Я засекаю.

Да уж, не так я себе это представлял. Дарья вдруг спохватилась и притянула ближе свою подругу.

– Вот я неучтивая! – деланно упрекнула себя, – Знакомься, это Дорота. Мы вместе учимся в Германии. Она любезно составила мне компанию.

Дорота с милой улыбкой протянула руку для знакомства. Впрочем, за улыбкой читалось легкое замешательство. Даже подруга не понимала Дарьину игру, куда уж мне. Дорота поздоровалась по-нагорски, и я удивился.

– Почему вы тогда все по-немецки болтаете? – спросил я.

– Практикуем язык! – Дарью будто ошеломил мой вопрос, – Если бы знала, что будешь такие глупости спрашивать, дала бы пять минут. Кстати, сейчас осталось восемь.

– Стой! Девять. Я считал в уме.

– Нет, восемь! – не отступала она.

Дорота вдруг ухватила Дарью за руку.

– Андрей может помочь. Не думаешь?

– Покинув мой магазин? Конечно… – начало было Дарья, но осеклась, – А, ты имеешь в виду, на фестивале.

– Что за фестиваль? – спросил я, зацепившись за шанс остаться. Мог поклясться, что Дорота едва заметно мне подмигнула.

– Фестиваль Смока, – нехотя растягивая слова, сказала Дарья, – Выгляни в окно.

На улице был припаркован «Фолькваген Т1» – тот самый микроавтобус, так любимый хиппи в 60-х.

– Ничего себе динозавр, – присвистнул я, – Это на