Путь к трону. Князь Глеб Таврический - Александр Сапаров

Из-за кургана на фоне поднимающегося солнца медленно выезжали половцы, на этот раз их было не более тысячи. Они остановились на приличном расстоянии от нашего кольца. От остановившейся массы воинов отделилась одинокая фигура. Половец подъехал почти вплотную к нашей крепости и, натуживаясь, закричал:

– Великий хан Гзак сказал и поклялся в этом: вызываем поединщика урусутов на смертный бой. Если победит ваш поединщик, все наше имущество будет вашим, а наш род будет вашими рабами навеки. Но если победит наш поединщик, то вы, все урусуты, будете нашими рабами. Если же вы не выпустите поединщика, вся степь узнает, что нет настоящих воинов среди урусутов, а только трусы.

Я засмеялся: типичная разводка на «слабо», – надо же, оказывается, в это время уже было такое разводилово. Но, посмотрев на Ратибора, я осекся. Тот был серьезен, лицо его пылало, среди ратников тоже слышались возмущенные крики. Воевода вскочил на крышу телеги и заорал:

– Будет вам поединщик, идолища поганые, размечет он косточки ваши по зеленой травушке.

Он спрыгнул на землю и решительно зашагал к остальным воеводам, стоявшим тесным кружком.

Когда я подошел туда, все яростно кричали друг на друга, все хотели биться, и каждый считал себя самым могучим бойцом.

Я тяжело вздохнул и спросил:

– Бояре, как вы считаете, половцы хорошо подумали, если предлагают биться? У них наверняка есть серьезные основания полагать, что их поединщик победит.

Бояре переглянулись, общее мнение со снисходительной улыбкой высказал Туазов:

– Княже, ты вой молодой, у василевса служил, просто не видел еще, как наши бьются. Да супротив наших воев никто не устоит.

Я ехидно улыбнулся:

– А против меня кто устоит – не ты ли?

Туазов смутился. Я же продолжал напирать:

– Вот-вот, а сейчас против нас выйдет богатырь половецкий, и что делать будем – в полон к поганым пойдем?

За моей спиной вздохнул Ратибор:

– Прости, Глеб Владимирович, не подумал я, взыграло ретивое, а теперь поздно: слово сказал – делай.

Проклиная про себя рыцарствующих придурков, я начал готовиться к поединку.

Из былины, рассказывающейся

на Руси каликами перехожими

В мае 6626 года от сотворения мира пошел на половцев поганых князь Глеб свет-Владимирович, сын святого князя Владимира Мономаха.

Услышал про то хан половецкий Гзак, вышел он насупротив рати киевской и сказал князю Глебу:

– Ради чего мы губить будем воинство свое, ставлю я супротив тебя поединщика Берзака могучего. Ежели мы победим – возьмем богатство твое и земли твои возьмем. Если же ты победишь – возьмешь и богатство мое, и жен моих, и народ мой.

Нахмурился князь Глеб, встал он во весь рост свой богатырский, и сказал он хану поганому, Гзаку:

– Ой ты гой-еси, хан половецкий, не знаешь ты силы русской могучей, сам я выйду супротив твоего поединщика. Повеселимся мы на травушке зеленой. Покажем силу, удаль молодецкую.

Вышел князь во широко поле, повел плечами могучими, а навстречу ему идолище поганое Берзак половецкий идет, ликом страшен, аки тварь адова, говорит он князю Глебу:

– Рано, князь, победу лелеешь, как бы сейчас с жизнью своей не расстаться.

Схватил Берзак князя, и начали бороться они. День они боролись, ночь стояли друг против друга. Положил руки Берзак на плечи князю, погрузился тот по щиколотки в землю степную. Князь же возложил руки на плечи Берзака – по колено поганый в землю ушел. Изнемогать стал князь в той борьбе. Вознес он молитву Богородице, заступнице нашей. Дала ему Богородица силы невиданные, поднял князь Берзака и ударил со всех сил своих о сыру землю. Испустил дух идолище. А князь Глеб под руку свою взял весь народ половецкий и в Корчев, столицу нашей Руси святой, увел.

Да уж, когда собирался выйти против неизвестного поединщика половцев, я понятия не имел, что через много лет мою схватку с Берзаком будут так расписывать сказители. Конечно, реальный бой не имел ничего общего с этим описанием. Все было совсем не так.

Хан Гзак с нетерпением смотрел, сжимая кулаки, на урусутский стан. Он, вызвав поединщика, поставил все свое будущее и будущее всех своих людей на одного воина. Если сейчас тот проиграет – это конец. Его людям придется идти под руку урусутского князя. Никто не примет к себе человека из его рода. Все знают, что он принесет с собой несчастье. И если его сразу не убьют, то и ничем не помогут. Нет в степи сумасшедших помогать тем, на кого осерчали боги и предки.

Нукеры, помогавшие Берзаку, прекрасно понимавшие, что их ждет в случае его проигрыша, тоже были напряжены и делали все без обычных в прежнее время ухмылок.

Зато сам Берзак был в отличном настроении. Вот уже два года, как он был лишен такого удовольствия. Никто не хотел рисковать своей жизнью в схватке с ним, а сейчас совершенно неожиданно появилась возможность развлечься.

Наконец он полностью оделся и с помощью нукеров забрался на коня. Конь был под стать хозяину – огромный серый жеребец спокойно выдерживал его тяжесть вместе с латами. Конный строй раздался, и восседавший на коне Берзак выехал вперед и, держа в руке копье, медленно проезжал мимо телег урусутов, крича оскорбительные слова.

Гзак с гордостью смотрел на своего воина и жалел только об одном – что он сам не может сейчас так проезжать мимо своих врагов и осыпать их проклятьями.

Гнусаво завыли трубы в лагере урусутов, и под их завыванье из открывшегося прохода на поле выехал урусутский поединщик. По рядам половцев пронесся дружный вздох. Такого поединщика они не ждали.

Гзак сразу узнал вооружение – это был типичный катафракт ромеев. Его конь, как и сам хозяин, был закован в броню и легко нес свой тяжеленный груз. Но вот его размеры: Берзак был огромен, однако его противник возвышался как сверкающая башня на коне и был на первый взгляд на полголовы выше половца. Правда, тот был так же широк в плечах, если не шире. В руках он тоже держал тяжелое копье.

Берзак, увидев противника, радостно закричал и, понукая коня, бросился в атаку. С копьями наперевес поединщики, набирая скорость, летели друг на друга. Вот они были уже почти рядом, вот уже совсем близко. Неуловимым движением поединщик урусутов уклонился в сторону от копья Берзака, но его копье ударило половца в плечо и выбило того из седла.

Раздался дружный вздох разочарования с половецкой стороны, зато из лагеря урусутов – радостные вопли.

Когда урусутскому поединщику удалось остановить коня и повернуться, Берзак уже был на ногах и сжимал в руках саблю. Урусут спрыгнул с коня, как будто на нем не было двух пудов брони, положил копье и, выхватив саблю, побежал навстречу противнику. Тот держал саблю в левой руке, – видимо, копье хоть и не пробило латы, но ушиб был сильный.

Гзак стоял в первом ряду и хорошо видел саблю, которую держал урусут. У него появилась слабость в ногах, и он чуть не упал. Эта сабля была ему хорошо знакома: всего несколько лет назад она была в руках его старшего брата. Только что он следил за схваткой полный надежд, а сейчас был близок к отчаянию. Между тем два огромных воина стояли друг напротив друга. Мощный удар урусута – и сабля вылетает из руки Берзака. Он бросается вперед и обхватывает противника за грудь. Тот, ухватив шлем половца руками, тянет его вверх, с треском лопаются застежки – и шлем катится по земле. Открытыми ладонями урусут бьет половца по ушам, и тот опускает руки, несколько секунд стоит неподвижно и потом медленно валится на землю. Урусут нагнулся и легко свернул шею Берзаку. Те, кто когда-то видел, как раньше это делал половец, наверно, сейчас подтвердили бы, что руками урусута это получилось, по крайней мере, не хуже.