Потрясатель вселенной - Александр Прозоров

— И крестьянам, — добавил Олег. — Впрочем, попытка не пытка. Попробую.

Приближение конницы ощутилось примерно через два часа. Именно ощутилось — сперва по отдаленному гулу, наполняющему ущелье, потом по дрожи земли. Наконец перед склоном лесистой горы, серым потоком выкатываясь из-за изгиба, показалась плотная лава кочевников. Ворота постоялых дворов тут же захлопнулись, по стенам крепости забегала стража. Где-то неподалеку протяжно и тоскливо завыли собаки.

— Чуют неладное, — пробормотала Роксалана.

— Рано еще, — ответил Олег. — Ладно, пора по седлам. Самое время перемолвиться со здешним воеводой.

Лихие степные сотни домчались до Китайской стены минут через десять, ударились в нее и отхлынули еще до того, как стражники успели выпустить первые стрелы. В долине сразу стало тесно: степняки гарцевали на дороге и между караван-сараями, вздымали тучи брызг в реке, вытаптывали и без того небогатую траву, петляли между деревьями у подножия склонов. Впрочем, к крепости и стенам на дистанцию полета стрелы никто не приближался, оставляя двухсотсаженную ничейную полосу. Олег выехал на нее, неспешным шагом приблизился на сотню шагов, натянул поводья:

— Э-эй, в замке! У вас есть там честный воевода или вы плодите только вороватых писцов?

— Чего тебе нужно, дикарь?! — Между зубцами над воротами показался узколицый китаец в золотистом шелковом халате, накинутом поверх толстого ребристого одеяния, издалека похожего на свитер. Маленькая бородка торчала у него из подбородка взъерошенным кустиком, усики топорщились под носом, как у нашкодившего кота, голову прикрывала мягкая островерхая шапочка, макушка которой была завернута вперед, на лоб.

— Мы пришли с миром, воевода! Пошли гонца к своему императору и скажи, что мы хотим ему помочь! Усмирить крестьянские бунты и защитить его владения от набегов соседей! Откройте нам ворота — и вы обретете честных и сильных союзников!

— Кому вы нужны, жалкие дикари?!

— Ты решаешь за своего императора, воевода?! Не много ли ты на себя берешь?!

Воевода промолчал, и Олег понял, что письмо с его предложением отправится в императорскую столицу сегодня же. Хотя бы потому, что воевода побоится, как бы донос о его самоуправстве не примчался к императору раньше его доклада.

— Выбери самого быстрого гонца, воевода! Если ты не пропустишь нас через пять дней, тогда я войду сам, и говорить о дружбе станет поздно!

— Ты? Сам?! — Воевода громко и презрительно захохотал.

Олег его отлично понимал: никогда в истории кочевники не брали ни одной крепости. Ни в древности, ни в новое время. Ведь для захвата твердыни нужно умение, инструменты, тяжелые осадные орудия. Кочевники же могли похвастаться только храбростью — всего прочего они никогда не имели. Но его делом было предупредить.

— Слушай меня, воевода! Напиши, мы желаем получить право свободно проходить через любую из крепостей Стены и свободно торговать в пределах империи! В обмен на это мы станем вашими союзниками в любой войне внутри страны или за ее пределами!

— Больше ты ничего не хочешь, дикарь?

— Еще я хочу, чтобы ты повесил писца! Он мошенник и вор!

— Я сообщу о твоем прошении императору, — зашевелил усиками воевода. Похоже, последнее требование ему весьма понравилось.

— Доложи мне о посылке письма, воевода! Иначе я прикажу завтра же начать штурм! Дружба или война, воевода. Середины больше не будет. Выбирайте!

Середин повернул коня и вернулся к собравшимся на тракте старейшинам.

— Ты и вправду сможешь взять крепость за пять дней? — с восторгом встретил его Бей Джебе.

— У нас нет другого выхода. Послезавтра сюда подойдет обоз и стада. Если мы не двинемся дальше через пять-шесть дней, начнется падеж. Роксалана, этот китаец ни за что не станет отчитываться о гонце. Мы для него — дикари, недочеловеки. Не снизойдет. Поэтому действуем, как в Булгарии. Ты все знаешь. Навес ставь вон там, за изгибом стены. Чтобы лучники из крепости не добили. Стена не каменная, из утрамбованной глины. За несколько дней проковыряем запросто. Чабык, выдели ей сотню крепких нукеров.

— Откуда ты знаешь, что она глиняная? — засомневалась девушка.

— Рассмотрел со всем тщанием, пока с писцом беседовал. До завтра управишься?

— Попробую.

— Чабык! В Булгарии после битвы с кованой ратью у нас в трофеи попали две сотни железных доспехов. Узнай, у кого эта броня, и соедини нукеров вместе, в один отряд. Тех, у кого доспехов нет вообще никаких и оружие слабое, тоже сведи в отдельные сотни, будем использовать их как лучников. А остальных — как основную силу. Судибей! Ты тоже разведи крепких воинов и слабых в разные отряды. Бей Джебе!

— Я уже понял, самых сильных отдельно, слабых отдельно и прочих тоже отдельно.

— Вот именно! Я хочу, чтобы наши сотни делились не по племенам, а по вооружению. Иначе у нас орда получается, а не войско. Родичей будут дома вспоминать, как вернутся.

— Прости, Тенгизхан, — вмешался одноглазый сказитель. — Я не понимаю глубины твоей мысли. Ты только что просил у страны колдунов дружбы. Ныне же готовишься к войне. Поведай нам, преданным слугам твоим, что именно ты собираешься делать?

— Слабый союзник не нужен никому. Сильному прощают очень много. Мы должны их напугать, уважаемый. Очень и очень сильно напугать. Только после этого нам будет о чем говорить.

Неведомый доселе ни китайцам, ни кочевникам военный механизм, запущенный ведуном, скрипнул и начал медленно набирать обороты. Под руководством Роксаланы кочевники сколотили из толстых еловых бревен навес, закидали его сверху мокрой травой, сырыми шкурами, поставили на колеса и прикатили к стене между крепостью и горным склоном. На случай, если защитники попытаются выйти из крепости и помешать воительнице — Чабык, во главе трехсот лучших нукеров, караулил ворота, удерживаясь на удалении всего двух сотен саженей. В остальной армии с трудом, с руганью, угрозами и обидами происходили невыносимые для степняков изменения. Мужчины, привыкшие жить, воевать и веселиться одной семьей, были вынуждены расставаться с братьями, дядьками, а иные и с детьми. Те, что носили железные доспехи, отныне должны были воевать отдельно, те, у кого имелись кожаные панцири и стеганые халаты — отдельно. Те, кто еще не успел разжиться серьезным оружием — тоже отдельно. И не только сражаться — Олег требовал, чтобы и в лагере разные сотни отдыхали раздельно, а не по родам и семьям. Чтобы в случае тревоги не началась путаница и хаос.

Старейшины и опытные нукеры пытались спорить, протестовать — но ведун был неумолим. В конце концов, он не напрашивался «счастливчикам» в Тенгизханы и Белые цари. Либо его слушаются беспрекословно — либо он садится на коня и уезжает в степь.

И кочевники слушались. Скрипели зубами, ругались, смотрели в сторону — но подчинялись.

Китайцам приходилось куда хуже. Они бегали по стене, кричали, угрожали — но ничего толкового для защиты стены сделать не могли. Брошенные на навес факелы с шипением гасли, стрелы нанести бревнам вреда не могли, несколько принесенных откуда-то валунов скатились с крыши наземь. Большего защитники пока придумать не смогли — а нукеры работали споро и весело, время от времени то выбрасывая наружу кучу грязно-серых глиняных осколков, то выплескивая на подсыхающую крышу пару-другую ведер воды.