Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее в присутствии Ордоньеса отношения между отцом и дочерью улучшились. Прежде градоначальник чувствовал себя безраздельным правителем Вельи, когда же его сменил этот военный, он стал более человечным. Дом заняли офицеры, отец и дочь спали в одной постели: вместе было не так страшно, да и осторожность никогда не бывает излишней. Ночью, прежде чем потушить масляный светильник, они разговаривали; никогда раньше у них не было таких доверительных отношений. Однажды ночью Майлис спросила отца:
– Почему ты так любишь приказывать и всем распоряжаться?
Тот пожал плечами:
– Нет этому никакой причины. Люблю, и все тут.
Майлис подобное объяснение не устраивало.
– Знаешь, что сказал Юлий Цезарь? – добавил градоначальник. – «Лучше быть первым в галльской деревне, чем вторым в Риме»[11]. Я не выбирал, каким мне быть, я таким родился. Ты – блондинка, Альбан – дурачок, а мне необходимо командовать. Все люди разные.
Майлис посочувствовала отцу: на своем примере градоначальник показывал, что власть – это болезнь. Разве можно осуждать больных?
* * *
На следующий день войско отправилось сражаться с фунгусами. Отец и дочь знали, что обречены: когда Ордоньес вернется, он отомстит за обиду. Им оставалось только любоваться пейзажем с балкона, опираясь на коричневую балюстраду, и ожидать своей участи. Спасаться бегством не представлялось возможным: Ордоньес оставил в Велье двух гвардейцев сторожить двери их дома. Подчинившись судьбе, отец и дочь курили на балконе.
Докурив сигарету, Майлис совершила неожиданный поступок: обняла градоначальника. В конце концов, он был ее отцом, а другого случая, быть может, не представится. Он был тронут этим искренним порывом и в ответ тоже ее обнял, как вдруг она услышала его слова:
– Боже правый!
Когда обнялись, отец оказался лицом к горам, а она – спиной. Обернувшись, Майлис увидела, в чем дело.
С ближайшего горного склона сплошным пестрым ковром стекали сотни каких-то существ, двигаясь по направлению к Велье. И это был вовсе не полк Ордоньеса, а бесчисленная стая чудовищ.
С такого расстояния фигурки казались крошечными, словно к городу двигалось войско насекомых с приплюснутыми головками и длинными, будто кнуты, языками. Монстры ревели, их ужасающий рев отличался от любых звуков, какие издают человеческие рты или звериные пасти. Церковный колокол забил набат, люди высыпали на улицы, выглянули из окон, вышли на балконы – и увидели фунгусов. Они поняли, что чудовища несут гибель, и хотели спастись бегством или, по крайней мере, попытаться покинуть Велью. Люди метались по улицам. Испуганные мужчины и женщины хватали родных и искали выход из города со стороны, противоположной той, откуда наступали фунгусы. Майлис посмотрела с балкона вниз и обнаружила, что жандармов, стороживших дом, и след простыл. У порога остались только блестящие треуголки и мушкетоны, которые те побросали, чтобы бежать налегке.
Отец и дочь поняли, что полк не вернется и Ордоньес тоже. Увидев, что градоначальник направился в дом, Майлис поинтересовалась, что он собирается делать.
– Надо одеться поприличнее, в любом случае я был и остаюсь градоначальником, – ответил он.
А Майлис не могла отвести глаз от толпы захватчиков; на голове одного из фунгусов, самого крупного, она заметила человеческую фигуру. Это был он, Хик-Хик.
Хик-Хик! Его появление вызвало в душе Майлис прилив глубокой печали. Этот человек, в глазах которого некогда угадывалось желание, превратился в подобие Аттилы и теперь скакал впереди адского полчища, повелевая тысячами когтей-шипов. Отныне он возглавлял сотни монстров-убийц, которые с ревом неслись на своих ногах с множеством пальцев, готовые искоренить всякое присутствие людей в долине, где издавна обосновались. Сомнений не оставалось: Хик-Хик перешел все границы разумного и допустимого и превратился во врага рода человеческого. Майлис почувствовала досаду, отвращение и негодование. Он ее предал.
С балкона она видела, как толпа росла, двигаясь в сторону, противоположную той, откуда наступали монстры. К несчастью, все жители города приняли одно и то же решение, и повозки перекрыли главную улицу. В отчаянии люди кричали, умоляя пропустить их вперед. Времени не оставалось: фунгусы надвигались с необычайной быстротой. Они уже спускались по тропе, которая вела к дороге, пересекавшей долину. Стоит им преодолеть этот участок пути, и они окажутся в Велье, и тогда всему конец. Майлис задумалась, куда запропастился отец, и вдруг увидела его в самом неожиданном месте.
Он шагал один навстречу чудовищам. Его полная фигура выделялась на фоне дороги: белый пиджак, белая жилетка и белые брюки. Этот костюм он надевал только в особо важных случаях. Никакого оружия при нем не было – только трость из слоновой кости и белый флаг. Он что, спятил? Градоначальник двигался прямиком к фунгусам, которые уже высыпали на дорогу и готовились сплошной массой обрушиться на город, словно океанская волна. Склизкие чудовища, переливавшиеся всеми оттенками лесной чащи, дрожали от возбуждения и завывали, их долговязые туловища плотным строем неслись вперед, точно полчище варваров. Майлис ахнула: она не сомневалась, что сотни фунгусов раздавят отца с тем же безразличием, с каким колесо телеги переезжает скачущую по дороге жабу. Однако она ошиблась. Как ни удивительно, войско монстров остановилось в пяти шагах от градоначальника.
Стоя на балконе, испуганная Майлис с замиранием сердца следила за происходящим, зажимая рот рукой. Ее отец, совсем один, сдерживал целое войско. Фунгусов было так много, и стояли они так плотно друг к другу, что головы их образовывали что-то вроде платформы, на которую и вышел Хик-Хик. Переступая с головы на голову, он вел переговоры с отцом.
Они были слишком далеко, и беседу их Майлис слышать не могла. Она лишь видела вычурную позу Хик-Хика, который стоял, сложив руки на груди и задрав подбородок, как опереточный диктатор. Переговоры длились недолго, а затем, сколь бы невероятно это ни казалось, Хик-Хик со своими фунгусами повернули туда, откуда пришли. Монстры втянули свои страшные языки назад в пасть и не ревели; они удалялись, не оглядываясь на городок, – так покидает берег волна, унося с собой крабов.
Ему удалось! Он остановил орду чудовищ! Никогда еще Майлис так не гордилась своим отцом. Она в спешке выбежала из дома, желая первой его обнять.
Она чуть было не напрыгнула на него, как в детстве, движимая чувством дочерней любви, которая долгие годы скрывалась в ее душе под коркой забвения. Майлис обняла градоначальника, однако на ее порыв тот ответил сдержанно, не решаясь посмотреть ей в глаза:
– Майлис, я должен тебе кое-что сказать.
После переговоров с градоначальником Хик-Хик и его фунгусы подались прочь от Вельи. Стройная процессия чудовищ тянулась в полной тишине, и только ее предводитель испытывал радостное возбуждение. И на сей раз причиной тому был не винкауд. Хик-Хик ехал на голове самого крупного фунгуса, напоминавшей круглый диван, прихлебывая время от времени из бутылки и напевая: «Девица в кринице воды набрала и вниз по дорожке с солдатом пошла…»