Град на холме - Илья Некрасов

Вывод напрашивался один. Жанна использовала меня «в тёмную». Но тогда почему курьер оказалась в нашей тюряге, а не в прокурорской?

Я двинулся следом. По крайней мере, у меня было право идти туда. Никто бы не остановил. Так и случилось. Охранник на входе в запретную зону только кивнул.

– Стоять, – донеслось со стороны конвоя.

Пленница подчинилась, и я сбавил ход. Почти остановился.

– Лицом к стене.

Я почти повторил её движения, будто команды относились к нам обоим. И сделал вид, что смотрю в угол. Она мельком посмотрела в мою сторону. Естественно, не узнала. Но легче от этого не стало. Её взгляд показался опустошённым. Такой бывает после долгого пребывания в камере.

В стене открылись бронированные стеклянные двери. Конвоир негромко сообщил охраннику номер заключённой, и тот пропустил их.

Двигаться за ними дальше было небезопасно. На следующем посту необходимо сообщать цель посещения изолятора, и в данный момент в голову ничего вразумительного не приходило.

Я помялся на полпути к посту. Поймал себя на том, что опустил руку в карман, где лежал крестик с распятым ангелом. Затем меня окликнули.

– Думал, ты или нет… Хорошо, что нашёл.

Мы пожали друг другу руки. Офицер досмотровой группы. Эдуард. Тот, что работал на квартире Эрасмуссена. Совсем зелёный, год после корпоративной учебки.

– А в чём дело?

– Вчера ещё искал. Шеф сказал, что все материалу по историку тебе.

– Какой шеф? Твой или мой?

– Уже общий. Он и у нас исполняет обязанности.

– Вот как, – я задумался. – Условно-постоянно… Потихоньку занимает посты, куда может дотянуться.

– Опять эта возня, – согласился офицер. – Есть кое-что по делу и один вопрос.

Я попросил его пройти ко мне, подальше от чужих глаз. Глупо? «Мой» кабинет тоже под наблюдением. Да и нет у нас «своих» кабинетов. Мы использовали незанятый, который ближе всех к закрытой зоне.

Я развалился в кресле, а он на диванчике. Закурили. Я указал рукой на кофеварку, но Эдуард замотал головой – нет. Молчание постепенно затягивалось…

– Ну, что там? – не выдержал я.

– На квартире… повесившегося ничего. Чисто. Никаких контактов, связей. А вот на рабочем месте в музее нашли бумажный билет с бейджиком.

– О! Сюда, – я протянул руку.

Офицер полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда квадратный лист пластика – традиционный аксессуар конференций, с именем и должностью участника, а также сам билет. Ловко бросил на стол, прямо к моей руке.

– Никаких пометок? – спросил я, осматривая находки. – Водяных знаков? Микротекста?

– Нет.

– Нужно смотаться туда. Эрасмуссен составлял нечто похожее на научный доклад… Да и не помню, когда сам выбирался в культурное место.

Мы снова выкурили по сигарете, обсуждая, кто куда ходил в последнее время. В основном, говорил он. Вспоминал студенческую жизнь, которая закончилась не так давно.

Я уточнил, было ли найдено на рабочем месте Эрасмуссена что-нибудь ещё. Но парень подтвердил, что там чисто. Чисто сработано… Надо так понимать.

Хороший малый. Только для нашей работы не вполне приспособлен. Врать умеет плохо. Мне показалось, что сейчас он говорил правду. Ту правду, что знал сам.

Было видно, как он напрягается, пытаясь подобрать формулировку своего вопроса. Но я поначалу старательно отвлекал его, заводя разговор в сторону, а потом прямо спросил.

– Так какой вопрос?

– Меня… подключили к той истории с расстрелом демонстрации, – он посмотрел на меня таким взглядом, будто искал поддержки. Его явно зарядили на разговор. Надо полагать, без нашего общего шефа не обошлось.

Я кивнул, приглашая парня продолжать.

– Мы нашли одежду, которую он скинул.

– В той подворотне… – неопределенно сказал я.

– Где поймал пулю, – кажется, он понял, что сказал «не то». Не в тот момент. И не так.

– Когда выехали машины, – я сделал вид, что ничего не заметил, – они перекрыли обзор. Но потом стало видно, что он возился с одеждой.

Парень сглотнул:

– Там тоже ничего не нашли. Никаких зацепок.

– Чисто сработано. Непростые ребята, – сказал я, осознавая, что выпутался.

Вероятно, в подворотне обнаружили одежду какого-нибудь бомжа. Или арабы подбросили туда тряпьё, чтобы спутать следы. Но тогда дело действительно серьёзное, а этот необстрелянный парень ошибся с работой.

Молодой офицер, скорее всего, доложит то, что от него ждут услышать, а о своей неловкости умолчит. Так что я могу вздохнуть свободнее.

«Интересно, велась ли запись нашего разговора?» – Я прогонял в памяти свои действия.

Нет… вроде бы ничем себя не выдал. Будем надеяться, что у начальства много других проблем. Много терактов и аварий, демонстраций «всевозможных придурков». Про самозастреленного араба… и про меня забудут.

Офицер вышел, а я следом за ним. Нужно было сделать вид, что я занимаюсь делом историка. Мне предстояло ехать на эту дурацкую конференцию. Я демонстративно повертел в руках билет, нацепил на отворот пиджака бейджик и зашагал к эскалатору.

Надеюсь, камера в потолке сняла это. Иначе, на что она?

Когда из головы ушёл один вопрос, в неё вернулся другой… Похоже, «ангел» упрекала меня за подставу с женщиной-курьером. Даже душой её назвала…

Захотелось избавиться от крестика. Но было понятно: проще не станет. Во-первых, вещдок. Во-вторых, из тюрьмы её не отпустят. В-третьих… остаётся вопрос с «ангелом». Если она голограмма, то кто мог установить шпионское оборудование в нашем-то здании, напичканном охраной? Разве что сама «МаКо»… Но тогда зачем системе сводить с ума своего сотрудника? Зачем сажать жертву подставы и одновременно призывать меня сделать что-то для неё?

С другой стороны, не считать же её ангелом, в конце концов?! Вокруг киберпанк. Какие, к чертям, ангелы?

Ощущая напряжение в поджатых губах, я подошёл к посту охраны.

– Чем недоволен? – спросил секьюрити. – Не туда послали? – Он улыбнулся, прочитав зоркими имплантами бейджик и билет в моих руках.

– Хотя бы посплю там, – я попробовал отшутиться и спрятал билет во внутренний карман пиджака. И постарался не оглядываться.

Я миновал пролёты эскалатора, вновь насмотревшись на мускулы «МаКо», на ребят из частного спецназа, слоняющихся без дела по третьему этажу, на двери пункта управления беспилотниками и спутниковой группой.

По нижнему этажу шатались праздные люди, однако кое-что изменилось. Появился небольшой пикет из пяти человек. По всей видимости, стихийный и плохо подготовленный. В руках бумажные плакаты с лозунгами, которые были написаны в спешке – на них не высохла подтекающая краска. Речёвки произносились не слаженно. Гражданские активисты, не более.