Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум

Впрочем, эти последние в конце концов меняли свою точку зрения. Разве кто-нибудь может сравниться с волонтером, который приходит к вам, когда вы лежите в больнице или в хосписе, страдающий и изможденный, – и предлагает два часа антракта в своем здоровом и сильном теле? Кто скажет дурное слово об обменах, если они позволяют вам бегать, прыгать, с удовольствием есть твердую пищу?

Так или иначе, приступы стали происходить со всеми. Сектанты-отшельники, живущие в лесу, техноскептики из маленьких городов, недовольные старики, которые все время сидят с ружьем на газоне перед домом, – кажется, у всех теперь были одинаковые шансы моргнуть и оказаться где-то далеко.

– Дело не в желании.

– В смысле?

– Я не способен обмениваться. Так было всегда. Я ни разу не обменивался. Браслеты загораются, когда я пробую обменяться. Что-то там не работает.

Тамар сидела передо мной, откинув голову в изумлении.

– Ты это серьезно? – спросила она. – Ни разу?

– Ни разу, – ответил я, и вдруг меня охватило сильное желание вернуться к чтению исследований, экзаменов и брошюр. «Приходите, чтобы вместе все изменить, – призывал розоватый листок, который я взял в руки, – только вместе мы сможем».

– Ты пробовал обследоваться?

– Ну так. Я писал письма, был у нескольких врачей. Никто не смог это объяснить. Потому что на самом деле никто не понимает, как это устроено.

Она покачала головой.

– Теперь мне многое становится ясным, – сказала она. – Вау.

– Сейчас это неплохо помогает мне в работе, – сказал я. – Людям нравится, когда они точно знают, что их курьер не может оставить посылку. Это придает им уверенности.

– А приступы?

– У меня не было, – сказал я. – По крайней мере, до сих пор.

– Минуту, минуту. Что именно происходит, когда ты пытаешься обменяться?

Ну, я рассказал ей. Раз случайные клиенты знают это обо мне, почему бы женщине, с которой я сейчас скрываюсь от погони, не знать? Так честнее. Пусть знает, что есть вещи, которые я не могу сделать. Если она планирует со мной определенные вещи, пусть знает, что не во всем я смогу следовать за ней.

Я ответил на все ее вопросы, и мы сидели молча. Тамар опустила глаза, смотрела на свои руки, кивала, как будто говорила «да, да…», – и вдруг подняла на меня взгляд.

– Принцип идентичности, – сказала она.

– Что? – переспросил я.

– Принцип идентичности, – повторила она. – Вот что это такое. В психологии есть такое понятие – «принцип идентичности», знаешь? Это способность понять, что физический объект существует, даже когда на него не смотрят. Это приходит к младенцу на одном из этапов развития, когда он понимает, что, даже если не смотришь на что-нибудь, оно все еще находится там. Вот мячик, вот я смотрю на него, а когда снова посмотрю – это будет все тот же мячик. И у тебя так же. Вот человек с определенной душой, и когда я поговорю с кем-то другим, а потом обращусь к нему, это будет все тот же человек. И можно быть уверенной, что его сущность не изменится, пока мы не разговаривали. Он всегда будет собой, никто не сменит его внутри.

– Мило, – сказал я. – Это описание гораздо положительнее, чем я ожидал услышать.

– Можно сказать еще «человек стабильности».

– О’кей…

– Это как «островок стабильности», понял?

– Да.

– «Я всегда остаюсь собой»[40].

– Молодец, Тамар, молодец.

– «Человек живет в себе, живет в себе»[41].

– Понятно, понятно, – улыбнулся я.

– Спасибо, что ты рассказал мне, – сказала она. – Это правда важно.

Я пожал плечами. Давно следовало это сделать.

– Уж если мы откровенничаем, – сказала она, – то и я могу кое-что рассказать. Уже пора. Когда мы встречались, я… я никогда… – она прервалась, чтобы вздохнуть, и резко выдохнула, – никогда не любила тебя на самом деле.

Ой, вот уж спасибо. Как мило с твоей стороны сообщить мне об этом. Именно это я и надеялся услышать. Уж действительно откровение, которое стоит моего.

– Ну, с тобой мне было хорошо, я даже хотела быть с тобой, нам было классно вместе, – сказала она, избегая моего взгляда, – но я не отдавалась этому чувству. Все то время, пока я не ушла от тебя, я чувствовала, что нахожусь не на своем месте, что я большая рыба в слишком маленьком пруду, что мне нужно убежать куда-нибудь, нужно дышать. Я не могла позволить себе любить кого-нибудь по-настоящему, это слишком привязало бы меня. Я не любила тогда – и удовлетворялась тобой.

– Вау. Ты действительно умеешь причинять боль, а?

Она посмотрела куда-то в дальний угол потолка.

– Думаю, что и ты не любил меня. По-моему, мы оба не знали, что это такое. Мы были детьми, которые ничего не понимают в жизни.

– А ты и мысли умеешь читать.

– Ну правда, Дан. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты каждые два дня не спрашивал себя: это оно или просто так, ерунда какая-то? Когда мы говорили о любви, мы говорили о себе на языке, который придумал кто-то другой для того, чтобы продавать больше пластинок. У нас не было внутреннего словаря. Мы не понимали значения многих слов, которыми пользовались, просто приклеивали этикетки, как нас учили, разве нет? Долгое время я думала, что ищу любви, но на самом деле я искала того, кем можно хвастаться, символ статуса, фантазию, которая позволит мне любить себя еще больше, чувствовать, что я поставила флажок на достаточно высокую гору. Да, я чувствовала к тебе большую симпатию, но всегда знала, что в конце концов уйду. Из этого места, из этого дома – и от тебя.

Что тут скажешь, я так тронут, что ты испытывала симпатию.

– Когда я была на этой телепрограмме, – продолжала она, – ну, где пары, и партнеры должны были узнавать друг друга и выбирать одного из троих, я узнала о любви гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я резко повзрослела, поняла, что меня приучили думать об этом чувстве совершенно неправильно. С тобой я не была готова уступить ни на йоту. А без этого дело, в общем, не идет. Необязательно уступать во всем, но нужно быть к этому готовыми – хотя бы теоретически. Отдавать, меняться, нет, секунду, не меняться, это не то слово. То слово – это, наверное, «быть верным». Наиболее вменяемые пары на той программе воссоединялись потому, что каждый из партнеров был готов слегка «потеряться» и довериться второму, чтобы он вел. А те, кто хотел просто какой-нибудь прикол, который будет хорошо выглядеть на их внутреннем резюме отношений, поднимет стоимость их акций в собственных глазах, – им было труднее всего. Это были одинокие люди, которые просто живут вместе.