Все совпадения случайны - Рени Найт

– Ты что, не понимаешь? Наш сын в опасности. Этот тип добрался до него. – Она достала мобильник и включила запись с сообщением от Ника. Ужасно. У Роберта к глазам подступили слезы.

– Это ты во всем виновата. Это твоих рук дело! – Он швырнул ей в лицо эти слова, она отвернулась, но он не замолкал: – Не узнаю тебя. Чего ты ожидала? – Он рывком развернул ее к себе лицом. – Тебя удивляет, что он не в себе? Ложь, годами длящаяся ложь. В конце концов, она должна была всплыть – жаль только, что не от меня он узнал правду. А тебе было на него наплевать, скажешь, не так? Ты была настолько поглощена своим любовничком, что бросила нашего сына одного в море, а ведь он даже плавать не умел. Ну, и чего ты теперь от него хочешь? Он был ребенком – ты взрослой. Ты его мать. Ты была единственной, кто должен был спасти его, но для тебя он никогда не был на первом месте. Главной всегда оставалась ты сама.

Она оттолкнула его и повернулась, не желая оправдываться. Она должна была думать только о Нике. Она чувствовала на себе взгляд Роберта, взгляд, исполненный презрения. Она никогда не предполагала, что дело дойдет до такого, но сейчас она не могла думать об этом, она листала телефонную записную книжку в поисках номера ближайшей больницы. Нашла, позвонила и стала ждать ответа.

– Здравствуйте, у меня пропал сын… боюсь, что с ним могло что-то случиться… он звонил мне, был очень подавлен… ему двадцать пять лет… да, но, видите ли, у него проблемы с наркотиками, и его голос по телефону звучал так, что… Николас Равенскрофт…

Она понимала, что ее едва слушали. Мужику двадцать пять лет, а тут мамочка звонит, чтобы выяснить, где он. Бред какой-то.

Она снова взбежала наверх, в комнату для гостей. Николас мог объявиться где угодно – в любой лондонской больнице… на любом поезде, отъезжающем от Лондона… На любой железнодорожной колее… Она позвонила в полицию, но там от нее отмахнулись. Ее сыну двадцать пять дет. Она слышала его голос всего два часа назад. Он что, говорил, что собирается что-то с собой сделать? Нет, вынуждена она признать, такого не было.

Она начала рыться в его вещах. В ноутбуке – ничего. Ей попался его несессер с красноречивыми следами использования наркотиков. О Господи, только не это. Она выбежала на лестничную площадку и крикнула:

– Ты знал, что он снова пристрастился к наркотикам? Знал?

Роберт подошел к лестнице снизу и крикнул в ответ:

– Вот только не надо учить меня, как воспитывать сына. – Но она почувствовала, что до него что-то дошло.

Она возвратилась в гостевую, опустилась на колени и начала рыться в мятом белье в надежде найти – бог знает что. И нашла – письмо из универмага «Джон Льюис». Уведомление об увольнении двухнедельной давности. Она торжествующе схватила его и бросилась вниз.

– Ника уволили. Так где же, спрашивается, он пропадал все это время, когда ты думал, что он на работе?

На этот вопрос Роберт ответить не мог. Теперь он был потрясен и напуган не меньше, чем Кэтрин, и ей стало стыдно. С чего торжествовать-то, как она могла себе это позволить? Она посмотрела на него сверху и сказала тихо и печально:

– Как думаешь, где он все же может быть? Может, хоть какое-то имя называл?

Роберт не ответил. Ему нечего было ответить. И она тоже ничего не знала. Хороши родители, подумала она. Ни он ни она не имели представления, кому позвонить – никто из них не знал, где может быть их сын. И вообще, есть ли у него друзья? Да нет, после того как он вышел из отроческого возраста, друзей у него не было – в этом она почти уверена.

– Он упоминал какую-то приятельницу, но я ее ни разу не видел и имени не знаю. Не уверен даже, что она вообще существует…

Он набрал номер Ника, но его сразу переключили на голосовую почту:

– Здорово, приятель. Позвони сразу, как проснешься. Хочу убедиться, что у тебя все в порядке. Пока.

В этот момент зазвонил сотовый Кэтрин. Номер незнакомый. Она дрожащими пальцами нажала на кнопку «ответить».

2013, лето

Пора приступать к уборке – надо стереть отпечатки пальцев. Я убрал страничку Джонатана в «Фейсбуке». Нэнси была против, но я решил, что так будет лучше. Я чувствовал, ей не по себе. Она сомневалась, что мой ненавязчивый, мягкий, как она это называла, подход способен привести к желаемому результату. Я просил ее потерпеть. Взглянуть на страничку малыша Ника в «Фейсбуке». Она оставалась нетронутой. А это кое-что значило. За последние двадцать четыре часа на ней не появилось ничего нового. Для него это было необычно. Как правило, он не мог оторваться от компьютера. Статус. Что за великое слово. Его статус оставался неизменным. До чего, должно быть, это по душе нынешним молодым людям – иметь статус. Статус. У Джонатана никогда не было ни малейших сомнений насчет своего статуса – чтобы подтвердить его, он не нуждался в «Фейсбуке». Ему никогда не приходилось сомневаться относительно того положения, которое он занимал в жизни своей матери.

Теперь мне это совершенно ясно. Случалось, я ревновал Нэнси к Джонатану. После его рождения наши отношения изменились, точно изменились. Не сразу. Поначалу было так: мы и наш малыш. Но по мере того как он рос, формировался, мне порой начинало казаться, что положение стало таким: я и они. Между ними наладилась особая связь, и, случалось, мне приходилось бороться за ее внимание. И может, я казался ей навязчивым, слабым. Естественно, Джонатан нуждался в ней больше, чем я, и с моей стороны было несправедливо пытаться оторвать ее от него. Если у нас и возникали конфликты, то только из-за сына: как лучше его воспитывать. Впрочем, ссорились мы нечасто, и чем дальше, чем старше он становился, тем меньше. Я начал отстраняться, предоставляя Нэнси действовать самой. А она всегда оставалась непоколебима в уверенности, что единственное, в чем нуждается наш сын, так это в нашей любви и безусловной поддержке. Это нужно любому ребенку, повторяла она, и с этим было трудно не согласиться.

О, Нэнси, какой же у нас был замечательный сын! Узнав, что он умер, спасая ребенка, я поначалу не поверил. А сейчас вспоминаю об этом со стыдом. Я не знал, что для него это естественно – броситься на помощь тому, кто в беде. И ты ведь подозревала это, верно? И хотя никогда не упрекала меня в том, что я сомневался в его мужестве, догадывалась, что мне трудно было поверить, будто он способен рискнуть жизнью. Печально, что до твоего ухода я так и не смог даже попытаться сказать что-то в свое оправдание. Когда я узнал, что мальчик, которого он спас, был сыном его любовницы, для меня кое-что прояснилось. Он хотел, чтобы она была ему благодарна; он хотел показать, какой он смелый. Он был влюблен.

Я оставил компьютер включенным на страничке Николаса Равенскрофта и вышел в сад. Я уже начал разводить костер. В былые годы, когда Джонатан был еще мальчиком, мы, случалось, занимались этим вместе. Он любил Ночь Гая Фокса, или, как ее называют, Ночь Костров, долго не ложился спать, все подбрасывал и подбрасывал в костер новые ветки, чертя в воздухе свое имя концом горящей палки. Было темно, и я просто листал дневник Нэнси, даже не пытаясь разобрать слов, смотрел, как пляшут передо мной написанные ею буквы, потом положил дневник поверх охапки дров. Я зажег фитиль, поднес его к сухостою, смотрел, как с веселым треском начинали прыгать искорки и огонь лизал ветки. Обложка постепенно съеживалась, темнела, начинала тлеть, распространяя вокруг запах горящей кожи, бумага жадно отдалась пламени.