Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны - Язон Туманов

– Ты слышал выстрел?

Я ответил, что не слышал никакого выстрела, но Бубнов продолжал настаивать, что он отчетливо слышал выстрел.

– Но откуда, по какому направлению? – спросил я.

– Как раз позади, по тому направлению, где осталась бухточка и где должен быть бородинский катер.

– В таком случае, не случилось ли чего с бородинцами? Что они там делают до сих пор? Ведь они давно уже должны были выйти из бухточки!

– Надо вернуться, – решительно сказал Бубнов и, не ожидая моего на то согласия, будучи старше меня, отдал приказание рулевому, и мы побежали обратно.

Когда мы вновь вошли в незадолго перед тем покинутую бухту, то увидели в сумерках догоравшего дня бородинский катер крепко усевшимся на мели и разбивающуюся о его корму волну прибоя. Голая команда работала в воде, кто по грудь, кто по горло, стараясь стащить катер с мели.

Осторожно, чтобы не сесть самим, мы подошли к нему, насколько нам позволяла глубина, после чего один из бородинских матросов вплавь доставил нам конец со своего катера. Получив буксир, мы закрепили его у себя за кормой и, развивая постепенно ход до полного, стащили их на чистую воду при громких криках «ура» бородинской и нашей команд.

Став борт о борт с бородинским катером, мы ожидали, пока он приведет все у себя в порядок, и слушали рассказ его командира о том, каким образом он уселся так плотно на мели.

– Спасибо вам за вашу помощь, – заключил он свой рассказ, – не приди вы, я уж и не знаю, как и выцарапался бы из беды. Что я ни предпринимал, ничего не помогало; а на несчастье, начался и отлив. Пришлось бы до завтрашнего дня лежать на песке…

– Хорошо, что я услышал ваш выстрел, – заметил Бубнов, – ведь мы уже были далеко от вас, когда повернули.

– Какой выстрел? – удивился бородинский офицер.

– Как какой? Да ваш же.

– Да мы и не думали стрелять. Когда я убедился, что своими средствами мне с мели не сойти, я считал вас уже так далеко, что мне и в голову не приходило, что вы могли услышать наши выстрелы…

– И тем не менее я отчетливо слышал ружейный выстрел, правда, лишь я один, и как раз по направлению этой проклятой бухты. Таким образом, это было внушением на расстоянии и на расстоянии довольно длинном. А теперь до свидания и счастливого плавания. Надо торопиться идти на место, а то совсем уже темно становится, – и, дав полный ход, мы понеслись к выходу из бухты.

Это приключение дало нам превосходную тему для беседы, что было как нельзя более кстати, ибо нам предстояла длинная, бессонная ночь.

* * *

В один из последних дней нашего пребывания в Камранге в нашей кают-компании произошло событие, полное глубочайшего трагизма для одного из ее членов и разбившее в несколько мгновений сладкие иллюзии у остальных.

Не помню уже, при каких обстоятельствах среди наших транспортов оказался пароход «Эридан», груженный провизией, от услуг которого адмирал решил отказаться в Камранге же, приказав в кратчайший срок разгрузить его от его запасов, распределив их по судам эскадры. Приказ этот произвел у нас настоящую сенсацию, ибо мы знали, что обширные трюмы «Эридана», что называется, ломились от запасов съестного и напитков. Эти последние, впрочем, интересовали нас мало; зато, когда наш ревизор – Степа Бурнашев, большой гурман – передавал нам Бог весть откуда добытые им точные сведения, что среди эридановских запасов можно было найти целые ящики даже консервированной дичи, то у насидевшихся на сомнительного уже качества отечественной солонине офицеров в буквальном смысле текли слюнки.

Сенсационное известие о распределении груза «Эридана» между судами эскадры, распространившееся сначала в виде слуха, вскоре получило подтверждение в виде приказа адмирала, в котором предписывалось в определенный час прислать шлюпки с командами для разгрузки парохода в наикратчайший срок.

К назначенному часу от нашего корабля отвалил баркас со штурмовой колонной под начальством нашей «мамаши»[97] – прапорщика по морской части Андреева-Калмыкова. Точно, минута в минуту, начался штурм «Эридана» облепившими его шлюпками со всех судов эскадры.

Пока баркасы, катера и шестерки, стоявшие у борта «Эридана», принимали в себя со всех стрел парохода мешки и ящики всех сортов и величин, в нашей кают-компании царило радостное и нетерпеливое возбуждение. Говорили только о том, что нам привезет «мамаша». В мечтах проголодавшейся и расфантазировавшейся молодежи наш баркас рисовался в виде гастрономического магазина Елисеева, идущего к нам под дружными ударами двенадцати пар весел. От времени до времени кто-нибудь из особенно нетерпеливых выбегал наверх и направлял бинокль на далекий силуэт «Эридана», облепленный шлюпками, чтобы удостовериться – там ли еще наш баркас.

Наконец в кают-компании раздался столь нетерпеливо ожидаемый доклад вахтенного, доложившего Арамису:

– Ваше Высокоблагородие, баркас возвращается.

Все бросились наверх и, вооружившись биноклями и трубами, вперили взоры по тому направлению, откуда под мало дружными ударами весел (известно ведь, что самые скверные гребцы – это баркасные) медленно подвигался в нашу сторону тяжело груженный баркас.

Когда он подошел поближе, у большинства наблюдавших за ним офицеров сердце захолонуло от радости: он был загружен буквально чуть не до буртиков; гора ящиков возвышалась даже над банками, и на этой горе, гордо подбоченившись, шевеля своими черными усами и строго поглядывая на нас, сидела «мамаша».

Как только баркас пристал к трапу, Арамис распорядился снести ящики в кают-компанию и послать туда плотника с инструментами. Как только появился этот последний, немедленно же было приступлено к вскрытию ящиков. Вот, наконец, вскрыт первый ящик. Взоры офицеров с напряженным любопытством впились в его содержимое, задние поднимались на носки и заглядывали через плечи впереди стоящих. В ящике, в безукоризненном порядке, каждая в соломенном чехле, был уложен ряд бутылок. В бутылках оказался «amer picon»[98]. На лицах офицеров показались недовольные гримасы и кто то заметил:

– Целый ящик amer picon. Г-м. Многовато и неинтересно. Открывай следующий.

Вот вскрыт следующий. В безукоризненном порядке, каждая в соломенном чехле, ряд бутылок. В них тоже оказался amer picon. Восклицания становятся энергичнее:

– Два ящика с amer picon! Это уже слишком! Что за черт! Открывай дальше!