Грехи ассасина - Роберт Ферриньо

— Как выглядит этот Пру?

— Высокий, светловолосый, со щенячьими глазами, — ответила Лиэнн. — Он тоже ненавидит Грейвенхольца. Говорит, что все его ненавидят, что всем из-за него очень плохо. Кроме лейтенанта.

— Ты уверена? — уточнил бывший фидаин. — Они говорили об этом при тебе?

— Постоянно, — заверила девушка. — Лейтенант все время кого-то бьет или издевается над маленькой бородкой Тома Типтона. Называет его Козел Граф[22] и грозит ее когда-нибудь ночью отрезать.

— Я могу взломать код, если вас это интересует, — вставил Лео, краем глаза наблюдая за Лиэнн. — Для меня это не проблема.

— Да, и железный лом ты гнешь голыми руками, — съязвил Ракким.

— Это для такого, как ты, взломать код то же самое, что согнуть лом. — Юноша коснулся пальцами ошейника. — Я не придурок, — пояснил он специально для Лиэнн.

— Не имеет значения, — произнесла девушка.

Толстяк легонько коснулся геометрических тел, заставив их раскачиваться и отскакивать друг от друга.

— Кто это сделал? — спросил он.

— Я, — ответила Лиэнн.

— А ты сможешь сказать, как они называются? — поинтересовался Лео.

— А ты?

Юноша дотронулся до самого большого многогранника.

— Гигантский додекаэдр. — Он шевельнул пальцем остроконечную конструкцию. — Большой икосаэдр, который иногда называют телом Пуансо. — Толстяк раскрутил третье сооружение с еще большим количеством вершин, напоминавшее звезду на рождественской елке. — Звездчатый додекаэдр.

Лиэнн провела рукой по волосам. Фыркнула.

— Два из трех, неплохо.

— Прошу прощения? — поднял бровь Лео.

— Сосчитай пятиугольные грани. — Девушка подошла к нему. — Ну, сосчитай.

— Ты понимаешь, о чем она говорит? — поинтересовался Ракким у Аннабел.

— Понимала, пока ей не исполнилось десять.

Лео покрутил многогранник в руках. Посмотрел на Лиэнн.

— Этого не может быть.

— Для тебя, возможно.

— Четырнадцать граней вместо двенадцати? Пять пятиугольников соединяются в каждой вершине? Как… тебе это удалось?

— Я назвала его дербиширской звездой. В честь одного древнего математика.

Толстяк смотрел на девушку, и его щеки покрывались румянцем.

— О многострадальный Иисус! — воскликнул Ракким. — Это любовь.

Он аккуратно поднял лежавшую рядом с лейтенантом пневматическую винтовку и сунул ее под кучу соломы, где уже покоились две такие же, изъятые у других бойцов. Труднее всех оказалось разоружить спящего на улице часового. Он использовал оружие в качестве подушки. Ракким слегка пощекотал его. Солдат перевернулся и вздохнул, пробормотав женское имя, а бывший фидаин в тот же самый момент забрал ружье. Самым мускулистым в четверке и самым старшим по возрасту был лейтенант. Ему, несомненно, довелось пройти боевое крещение. От полученного ожога один его глаз даже опух и закрылся. Аннабел умела угощать горячей овсянкой.

Командир маленького отряда зашевелился. Ракким вздохнул. Сам виноват. Никогда не смотри на человека слишком долго, если хочешь оставаться незамеченным. Пусть лейтенант дрых в луже собственного пота, исходя телесными запахами, он все равно оставался хорошим воином. Грейвенхольц умел подбирать людей. Ракким сел рядом на корточки, наблюдая за ним. Ладно, подождем.

Парень открыл глаза.

Бывший фидаин послал ему воздушный поцелуй.

— Подъем!

Лейтенант потянулся за оружием, не нашел и вскочил на ноги. Очень быстро и ловко.

Ракким ударил его по горлу. Хрип командира разбудил двоих солдат. Они увидели незнакомца, стоявшего с руками в карманах.

— Доброе утро, ребята, — сказал он. — Подойдите ближе, нужно поговорить.

Бойцы медленно поднялись на ноги. Феррис, коренастый тупица с затуманенным взором, и Пруит, худощавый, скорее даже хрупкий. Они со смущенным видом пытались найти взглядами оружие. В амбар ввалился часовой с взъерошенными волосами и замер, увидев Раккима.

— Заходи, Том, — пригласил бывший фидаин. Он включил видеозапись, сделанную портативной камерой всего несколько минут назад. — Жаль, я не увижу лица Грейвенхольца, когда он будет это смотреть.

Они дружно повернули головы к изображению, засветившемуся на стене под топорами, цепями и водолазным снаряжением. Вся четверка храпела в глубоком сне, изредка почесываясь возле сваленного на землю оружия.

— Прошу вас, сэр. — Первым заговорил Том. — Не показывайте это Грейвенхольцу. Это не по-христиански.

— Он попросил проверить, как вы выполняете свои обязанности, — ответил Ракким. — Будет не по-христиански скрывать от него правду.

— Я ни в чем не виноват, — заявил Феррис.

— Один за всех, и все за одного, — пожал плечами бывший фидаин.

— Что это значит? — не понял Феррис.

— Это значит, что отвечать будем вместе. — Пруит старался сохранять спокойствие. — Если кто-нибудь из нас облажался, значит, облажались все.

Лейтенант, тяжело дыша, поднялся на колени.

Пруит огляделся. Вероятно, ожидал появления людей, прибывших с Раккимом.

— Сэр, мы… прошу вас, скажите коммандеру Грейвенхольцу, что мы никогда прежде не нарушали устав караульной службы, ни разу.

— Одного раза вполне достаточно, тебе не кажется? — заметил бывший фидаин.

— Так нечестно! — Том заморгал маленькими глазками. — Типтон, сделай то, Типтон, сделай это, Типтон, тупица, постирай мои носки. — У него дрожал голос. — Делаю все, что приказывают, а меня ставят в караул пять ночей подряд, без смены. Разве можно не заснуть? Скажите, как я мог не заснуть?

Ракким погрозил пальцем лейтенанту.

— Распустил подчиненных, командир. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда Грейвенхольц получит мой рапорт.

Том подергал себя за жидкую бородку.

— Эти женщины… эти две женщины подсыпали что-то нам в еду, отравили нас. — Он окинул взглядом товарищей в поисках поддержки. — Снотворное или еще что-нибудь.

— От этих сучек всего можно ожидать, — поддакнул Феррис.

Лейтенант застегнул ремень комбинезона и угрюмо посмотрел на Раккима.

— Мне без разницы, — сказал он. — Грейвенхольц меня знает. Знает, что я всегда выполняю то, что поручено.

— Прошу вас, сэр, — взмолился Том.

— Слишком поздно, — развел руками Ракким. — Я уже послал запись. Установил трехчасовую задержку, чтобы дать вам время отправиться на зеленые пастбища. — Он улыбнулся Тому. — Пять ночей подряд в карауле? Ты заслужил отдых. Кроме того, я думать боюсь о том, что сделает с вами Грейвенхольц, если застанет вас здесь. Меня уже мучают кошмары.