Вавилон-Берлин - Фолькер Кучер

И «Европа-Павильон» ей тоже понравился. Ресторан и танцевальный зал занимали два этажа. Доминирующим цветом интерьера был золотисто-оранжевый с вкраплением серебристого орнамента, а мебель была сделана из красного дерева. Официант повел их вверх по лестнице, на галерею. На Шарлотте был красный костюм, который она до этого дня надевала только на работу. Рат не должен был думать, что она принарядилась ради него. Но Грета увидела, как Шарли тщательно наносила макияж и придирчиво рассматривала себя в зеркале, с удовлетворением отмечая, как выгодно юбка подчеркивала ее длинные ноги. Подруга ничего не сказала, но ее высоко поднятые брови явно давали понять, что Грета ждет от Риттер объяснений.

Официант указал им на столик прямо возле балюстрады, так что они могли сверху наблюдать за танцплощадкой, на которой уже кружилось несколько пар. Музыка Шарлотте нравилась. Это был быстрый свинг, правда, голос певца, который время от времени напоминал о себе, казался ей немного слащавым. Подошел официант, который поставил на стол два бокала «Хайдсик Монополь» и положил перед каждым из них меню.

– Я позволил себе заранее кое-что заказать, – сказал Рат и поднял свой бокал. Вот о чем он до этого шептался с официантом!

Девушка нервно улыбнулась, чокаясь с ним. Его серо-голубые светящиеся глаза понравились ей с самого начала, еще когда он столкнулся с ней в первый раз в «замке». Пока стенографистка пила шампанское, она незаметно разглядывала Гереона. Он был элегантен. Хотя на нем был коричневый костюм, который он мог бы надевать и на работу и, вероятно, надевал. Как и она – свой красный комплект. Они могли бы поговорить об этом и все выяснить, но вместо этого листали меню.

Официант принес вино и принял заказ. Они решили взять рыбу.

– Я вас обманула, – призналась Риттер, когда мужчина во фраке отвернулся, – моя история не такая уж длинная, как я утверждала. Речь шла только об ужине.

– Тогда вы должны просить меня, чтобы я не подключал отдел по борьбе с мошенничеством.

– Только не это! – Девушка подняла руки, изображая на лице ужас. – Я расскажу вам все, господин комиссар. Но это все, к сожалению, включает в себя совсем немного. – Она сделала глоток вина. – Итак, родилась и выросла в Берлине. Точнее, в Моабите, совсем рядом с уголовным судом. Поэтому вполне естественно, что я вот уже четыре года работаю в криминальной полиции. В должности стенографистки. Но я не собираюсь заниматься этим до конца своей жизни.

– Чем же тогда?

– Я учусь в университете. На факультете юриспруденции.

Комиссар одобрительно свистнул сквозь зубы.

– Вы хотите получить более высокую должность?

Его собеседница пожала плечами:

– Посмотрим. Я нахожу, что у нас слишком мало сотрудниц, занимающихся уголовными делами.

– И как вы все это успеваете? – спросил Гереон. – Я имею в виду работу и учебу.

– В комиссии по расследованию убийств я работаю только с четверга по воскресенье, так мы договорились. Поэтому я не сетую, если мне приходится сидеть в офисе до позднего вечера или куда-нибудь с кем-то ехать.

– Многие убийства происходят в выходные дни.

– Кому вы это говорите!

– И вы берете дежурство каждый выходной?

– В основном. Коллеги бывают рады, если им удается избежать работы в выходные.

– В таком случае у вас не так много свободного времени.

– В настоящее время да. Свое свободное время я переношу на вечерние часы.

– Пока не раздастся звонок из инспекции А.

– Вот именно.

Рат поднял свой бокал.

– Давайте выпьем за то, чтобы Бём как минимум сегодня не воспользовался вашим номером телефона.

Они еще раз чокнулись. Официант принес еду, и оба на какое-то время замолчали.

– Вы мне все еще не рассказали, как вы оказались в полиции нравов, – заговорила наконец Риттер. – Или вы влюбились в воровку ювелирных изделий, которую должны были доставить в полицейский участок?

Нечто подобное случилось с полицейским в фильме, который они только что посмотрели. Но ко всем прочим бедам он убил еще и друга этой воровки, гангстера. Однако в конце фильма воровка спасла своего возлюбленного, взяв вину на себя, и отправилась вместо него за решетку. Конечно, притянуто за уши, но довольно забавно. Ясно было, что сюжет фильма не имел никакого отношения к будням полиции.

Похоже, Гереон тоже подумал об этом.

– Было бы неплохо, – сказал он. – Реальность менее романтична: я хотел переехать в Берлин. А на Алексе не было других вакансий.

– Откуда же вы?

Рат удивленно посмотрел на собеседницу.

– Разве вы это еще не поняли?

– Из Рейнской области?

– А я надеялся, что уже избавился от моего акцента. Я даже поймал себя на том, что пытаюсь говорить на берлинском диалекте.

– Вообще-то я хотела узнать, в каком департаменте вы раньше работали.

– Мы занимались всем, от телесных повреждений до убийств.

Девушка удивилась. Кто бы мог подумать! Комиссар, работавший следователем по расследованию убийств, добровольно перешел в полицию нравов. Она молча продолжила есть, отдавшись своим мыслям.

– А почему вы решили работать в полиции? – неожиданно спросил Гереон.

– Потому что в этой профессии слишком мало женщин. И потому что я не терплю людей, которые считают, что они могут делать все, что хотят, и при этом выходят сухими из воды. – Шарлотта ненадолго задумалась. – Но вообще-то я еще не решила окончательно, буду ли я полицейским чиновником, сначала надо выучиться, – сказала она затем.

Комиссар серьезно кивнул.

– Вы правы. Нет ничего хуже, чем закрывать папку с нераскрытым делом.

– Да, к счастью, у нас при руководстве Генната не так много «глухарей». – Так они в «замке» называли нераскрытые дела. Риттер выжидающе посмотрела на собеседника, но ему, похоже, было известно это понятие. – В инспекции А необычайно высокая квота раскрываемости, – добавила она и тут же прикусила язык.

– Тогда коллега Бём в настоящее время работает против статистики, – заметил комиссар. – Когда я слушал его в понедельник в конференц-зале, у меня создалось впечатление, что его «утопленник» как раз грозит превратиться в «глухаря».

Шарли кивнула.

– Это правда. Ситуация не из лучших. Меня три дня не было на работе, и когда я сегодня пришла в офис, то оказалось, что расследование с воскресенья не продвинулось ни на шаг. Такое случается редко.

– Но вам удалось установить личность погибшего?

Стенографистка покачала головой.

– Мы проверили все дела о пропавших без вести с двадцать седьмого года, опросили многократно всех соседей, почти все газеты опубликовали фото, но никто, кроме традиционных идиотов, не позвонил. Это очень странно, что никто не знает этого человека.