Человек-тень, или Час "икс" для Кремнева - Фридрих Незнанский

— Ну, как у меня могут быть дела? От нечего делать стала придумывать стихи. Придумаю и тут же забываю. И начинаю придумывать новое. А у тебя как дела?

— А у меня точно так же, только я стихов придумывать не умею.

— Зато ты много чего другого умеешь.

— Например?

— Например, будить людей, когда они спят.

— Ты разве не рада, что я пришел?

— В том-то и дело, что рада. Но ты сейчас опять уйдешь, а я могу не заснуть до утра. Буду лежать и придумывать стихи. И еще думать о тебе.

— Обещаю, я не уйду, пока ты не заснешь.

— А если я вообще не засну, что, так и будешь сидеть здесь, в яме?

— Так и буду сидеть, — подтвердил Кремнев. — Вот на этом самом месте.

— А как это скажется на твоей командирской репутации?

— Да плевать.

Мэри улыбнулась.

— Не надо сидеть. Лучше полежи со мной.

Она забралась обратно под одеяло. Егор лег рядом и обнял ее.

— Знаешь, — сказала Мэри. — Кажется, я уже засыпаю.

— Главное, чтобы я не уснул, а то тогда мои славные абреки меня точно не поймут.

Мэри не ответила. Егор понял, что она уснула.

Он чувствовал, что ему очень хорошо рядом с этой девушкой, и ему очень не хотелось возвращаться обратно в палатку.

Но это надо было сделать.

Кремнев аккуратно поднялся, укрыл Мэри еще одним одеялом, погасил фонарик и выбрался из ямы наружу.

* * *

В полседьмого утра в воскресенье к хрущевке в одном из московских переулков недалеко от метро «Красные ворота» подъехала машина газовой службы.

Оттуда вышел человек в оранжевой форме и направился прямиком к подвалу.

Он открыл дверь и заглянул внутрь. Нащупав на стенке выключатель, включил свет.

Под потолком засветилась тусклая лампочка.

Человек отодвинул в сторону загораживавшие проход ящики и достал из кармана рацию.

— Все в порядке, можете выгружать.

Задние дверцы машины распахнулись и оттуда выпрыгнули еще двое мужчин в таких же форменных спецовках. Они аккуратно сняли на землю тяжелый газовый баллон и на колесиках покатили его к подвалу. С величайшей осторожностью спустив баллон по ступенькам, они закатили его внутри и прислонили к дальней стене. Чтобы он не бросался в глаза, баллон загородили ящиками.

После этого все трое вышли из подвала.

Двое сразу направились к машине, третий остался закрывать дверь.

— Простите, а что вы здесь делаете? — раздался сзади старушечий голос.

Мужчина обернулся и увидел перед собой пенсионерку Клавдию Ивановну, жившую в этом доме на четвертом этаже.

— Служба газа, — весело ответил мужчина. — Скоро у вас в доме, бабушка, плиты менять будут.

— Давно пора, — запричитала Клавдия Ивановна, — а то моя уже почти совсем не работает.

— Ничего, скоро заработает, — ободрил ее мужчина. — Вот только хулиганы замучили. Лазят по подвалам, пломбы срывают.

На глазах у пенсионерки мужчина продел в дверные петли веревку и запечатал свинцовой пломбой.

— Вы уж проследите, чтобы они не лазили. А то нам из-за каждой пломбы выезжать приходится.

— Я уж послежу, послежу, — заверила его Клавдия Ивановна. — А когда плиты-то менять будут?

— Да я думаю, со следующей недели и начнут.

— Вы уж тогда мне первой поменяйте. Я в шестнадцатой квартире живу.

— Договорились, — пообещал мужчина. — А теперь мне пора. Еще знаете сколько мест надо объехать.

Мужчина направился к машине.

— Счастливо тебе, милок, — замахала ему вслед пенсионерка.

Мужчина сел на сиденье рядом с водителем, и машина тронулась с места.

* * *

В кабинете Рокотова горел свет.

Сам генерал против своего обыкновения расхаживал по кабинету.

Пока никаких следов бомб обнаружить не удалось.

Все высотные здания были несколько раз прочесаны снизу доверху, и ничего.

Рокотов подошел к кофеварке и налил себе очередной стакан кофе.

Врачи не рекомендовали ему пить кофе, но сейчас генералу было не до советов врачей.

В кабинет без стука вошел Уколов. Он тоже находился в офисе уже вторые сутки.

— Кофе будешь?

Уколов поморщился.

— Уже в глотку не лезет.

— И мне, если честно, тоже, — генерал с отвращением посмотрел на чашку в своей руке. — Слушай, Николай Георгиевич, а может, лучше по коньячку, а?

— А давайте, — согласился Уколов.

Рокотов достал из шкафа две рюмки и блюдце, а из маленького, скрытого от посторонних глаз холодильника лимон.

— Где-то у меня должен быть ножик.

Он порылся в ящике, достал складной нож и протянул Уколову.

— Нарежешь, Николай Георгиевич?

Уколов начал резать лимон, а Рокотов полез в глубь своего стола и достал оттуда бутылку коньяка.

— Это хороший, — сказал он, выставляя бутылку на стол. — У меня друг есть директор комбината, он меня уже тридцать лет снабжает эксклюзивной продукцией.

Рокотов сел за стол, наполнил рюмки.

— Ну, давай, Николай Георгиевич, за то, чтобы все у нас получилось.

Рокотов опрокинул рюмку и закусил лимоном, Уколов последовал его примеру.

— Я раньше это дело очень уважал, — сказал Рокотов, — пока врачи не запретили. До сих пор бутылку в столе держу. Потому что, когда все хреново, как у нас с тобой сейчас, ничего лучше этого дела нет. Давай еще по одной сразу.

Он снова наполнил рюмки, они Снова выпили.

Рокотов посмотрел на Уколова.

— Знаешь, что я тебе скажу, Николай Георгиевич. Вот я ходил сегодня полночи по кабинету, и стало мне страшно. Нет, ты не подумай, не из-за того страшно, что все мы умереть со дня на день можем, а из-за другого. Я подумал, вот прожил я жизнь, и тысячи людей тоже прожили жизнь. И всю эту жизнь все мы чего-то делали, чего-то строили. Город вот этот строили. А какой-то мудак может запросто взять это все и уничтожить. И тогда получится, что жили мы все просто так. И вот от этого мне стало страшно. Хотя ты не обращай внимания, Николай Георгиевич, это я по-стариковски ворчу. Злюсь, что ничего сделать не можем. Давай еще по одной.

Рокотов снова наполнил рюмки.

В кабинет зашел Лямин.

— Празднуете или поминаете?

— Да и то, и другое. Бери, Виталий Сергеевич, рюмку, присаживайся.