Пансионат "Уютный дом". Побег. - Инна Рудольфовна Чеп

но рядом стояли люди с копьями и топорами, и он счел за лучшее подчиниться. Аня тоже шагнула следом за женщиной. Все происходящее казалось иррациональным сном. Ведь не может же быть, что их вернут в первый же день побега? Они столько сил приложили…для чего?

Скрипнула дверь, пропуская их внутрь уродливо сколоченного дома. Проходя в дверной проем, девушка умудрилась поцарапать руку о торчащий из бревна сук. На ладони выступила кровь.

Больно.

И тут Анна поняла, что это все взаправду. Не очередной кошмар, а явь, самая настоящая. И вот этим местом и заканчивается их побег. А возможно и вся жизнь. Руки ее задрожали, очертания дома стали размываться.

— Не ной! — Ога, оказывается, зашла следом за ними. — Ничего не потеряно, пока ты жива. И потом, — она деловито поставила копье в угол, а куртку повесила на крючок у двери. — Слуг не сразу побежит докладывать Ведьме. У него как тебе сказать…внутреннее столкновение интересов.

— Но побежит? — боязливо уточнила Аня. Рыжая заглянула в глиняный горшок, стоявший у большого каменного очага, и принюхалась.

— Побежит, не сомневайся. — она поморщилась и отбросила пустую посудину в сторону. — Пятерых жен со свету сжил, шестерых детей ведьме отдал, и эту отдаст. Покорность у него в крови. Но не сразу.

Чер вздрогнул, а затем прижался к Аниной ноге. Ога из заваленного барахлом угла вытащила большой глиняный кувшин с широким горлом.

— Вот! — она обтерла находку полотенцем и водрузила посередине небольшого круглого стола. — Лучшие ягоды из этой чащобы! Говорят, они даже сил прибавляют! И ума! — рыжая вдруг хихикнула, словно услышала что-то смешное. — Ну что вы? Угощайтесь! Вам еще силы пригодятся! А кормить вас здесь вряд ли будут. Беглецов, знаете ли, здешним жителям прикармливать несподручно!

Анна на ощупь вытащила из кувшина одну ягодку.

— И много было беглецов?

Ога зачерпнула сразу горсть. С ее руки на стол закапал темно-вишневый сок.

— Да как сказать…вы первые. И последние, я так думаю.

Анна чуть не подавилась несчастной ягодой.

— Почему?

— Хозяйка никогда не отпускает своих подопытных. Да и нет им хода за Лихую дорогу. Сюда с Диких земель много всяких тварей в свое время набежало, древние ведьмы и окольцевали чащу. Говорят, войти теперь каждый может, а выйти нет. Мол, кровью да костями выложили ведьмы древние символы на Лихой дороге, да так их своими обрядами к земле привязали, что любому, кто себя потерял, отсюда ходу нет.

Вишневый сок капал на плохо обтесанную столешницу, застывая на ней каплями крови.

— Да ты угости пса-то! — посоветовала рыжая. — Ему теперь не скоро дадут нормальной еды.

Анна погладила метоморфа по голове.

Что же делать?

— А как понять "кто себя потерял"?

Ога вытерла подбородок рукавом рубахи.

— Ну, ведьмы-то, я думаю, имели в виду второжилов типа мертвяков или всяких проклятых. Те, кто по чужой злобе в зверя превращаются. Или монстра какого неразумного. Кто ж его знает, что эти бабы там намешали, теперь спросить не у кого, сожгли их всех давным-давно. Да только вот наша придумала, как это использовать. Она же меняет людей, вливания всякие делает, пытается модифицировать то кожу, то легкие, то еще что. И получается: Александр уже не Александр, даже если опыт и не удался. Так что нет отсюда хода никому.

Женщина взяла с криво вбитой в стену полки бутыль с чем-то мутным и отпила.

Анна инстинктивно сунула в рот ягоду и задумчиво спросила:

— И вам?

Ога поперхнулась.

— Много знать хочешь, красавица. Ну да мне не жалко.

Не здешняя я. С севера пришла. Там все другое, не то, что у вас. Легенда есть, что существует множество миров, и все они как на гвоздь на Дикие земли нанизаны. И можно из любого мира попасть в другой через них. Я не знаю, правда ли это. Да только потому и зовется территория та Дикой, что есть там все. Есть эфирные духи, здесь про таких и не слышали, есть лесовички, есть крылатые львы и девы с хвостами, шестиногие кони и дву- и трехоборотные метаморфы. Мертвецы, что встают с закатом, твари, надевающие человеческое тело, словно рубаху, браны-невидимки, что сводят с ума и зверье, и людей, воины с вырастающими из руки мечами и девы-цветы, что питаются солнцем и дождем. Там ходят в кольчугах, коже, шкурах, тяжелых доспехах и резине одновременно. Все там есть, нет одного — спокойствия и порядка. Вся жизнь там — борьба за выживание. Поэтому те, кому удается найти дорогу в иное место, бегут оттуда. Ушли и мы. Втроем. Я, мой брат и его невеста, крылатая Ири. Горы были благосклонны к нам — к осени мы вышли к желто-зеленому лесу, полному дичи.

Не смотря на довольно ленивый тон повествования и нарочито небрежный голос, Ога все же на этом моменте остановилась. Посмотрела невидящим взглядом в распахнутое окно. И так же бесцветно продолжила:

— Она уже тогда была довольно умна и изворотлива. Она не стала прикидываться доброй, наоборот, сказала, что иждивенцев не потерпит, но может дать нам работу. Брат обрадовался. Мы не знали этого мира, его законов, но здесь было безопаснее, чем там, за горами, а он мечтал о ребенке, растущем в мире и спокойствии. Работать руками он не боялся. Ири… Ее сделали чем-то вроде личной прислуги. Ведьма целыми днями держала ее при себе, расспрашивая о ее крыльях, о планах на будущее, о нас с братом. А потом… Она куда-то съездила, видимо, получая одобрение, и все поменялось. Мы, обычные, ей были не интересны. А вот Ири — другое дело.

Она действительно родила. Весной. От Слуга. И умерла через два дня. Брат к тому моменту уже полгода лежал в земле. А я из клетки напротив смотрела как пришивают шкуру твоему дружку. И, знаешь, — Ога вдруг посмотрела на Аню зло. — Мне не было его жаль.

Анна вздрогнула от резкой смены тона. С улицы послышались мужские голоса.

— Так почему ты осталась?

Рыжая пожала плечами.

— Куда мне идти? И зачем? А тут должность какая-никакая, паек. Да и интересно, на каком ребенке Слуг сломается.

Злой оскал рыжей мало походил на улыбку.

— И на каком? — решила уточнить пансионерка. Ога фыркнула.

— Ни на каком. Он будет вечно служить своей хозяйке, пока не сдохнет. Она его бережет, ведь где она еще найдет мужчину со способностями подобными ведьминским? Эта уникальность очень льстит его самолюбию. Хозяйка выделила в его ведение эту деревню уродцев, каждые два года жену новую ему привозит — с чего бы ему быть недовольным! А