Паладины - Андрей Муравьев

В это время помощник купца завел разговор с седовласым пленником. Полученные ответы, видимо, удовлетворили паренька. Он немного подумал и назвал Косте сумму, которую считал возможным уплатить за рабов:

– Пятьдесят безантов.

– За каждого? – уточнил Малышев.

– За всех.

Костя задумался. Сумма была смешной, но выбирать было не из чего. Пока новоиспеченный рабовладелец прикидывал, нужны ли ему эти люди или лучше продать их за любую цену, старик-араб подошел поближе.

– Господин. – Старик заискивающе заглядывал в глаза пленившего их «франка». Говорил он на неплохом немецком. – Господин, те деньги, которые вам предлагают за нас, я верну вам в пятикратном размере, господин… Я – Хоссам Ашур из Дамаска, это мои дети – Ахмед и Фатима. Я – не бедный человек. – Он подбирал слова. – У меня были определенные интересы при дворе султана, но я прибыл сюда не воевать… Если вы позволите, я пошлю своего сына за выкупом, который вам доставят в любой порт, который вы укажете. Поверьте, это будет так скоро, как только возможно.

– Двести безантов, – перебил араба помощник купца.

– Я дам тысячу безантов, – сразу же предложил Хоссам. – И еще пятьсот, если вы с сыном отпустите дочь. Ей нельзя оставаться здесь. А для гарантии вам будет достаточно и одного меня.

Грек хмыкнул, но перебивать сумму не стал. Костя подумал и согласился. Полторы тысячи – это очень приличные деньги. Да и таскать с собой одного пленника куда легче, чем трех.

– Я отпущу тебя, когда твой сын привезет выкуп. Полторы тысячи.

Хоссам просиял:

– Где блистательный господин хочет произвести обмен?

Малышев думал недолго:

– Если деньги для вас не проблема, то пускай твой сын наймет христианина. Можно византийца, можно генуэзца или венецианца. И следует за армией паломников. Тут он найдет нас.

Хоссам поклонился:

– Да будет так, господин. Все будет исполнено в точности. – Он еще раз склонился до земли. – Позволит ли сиятельный господин мне проститься с детьми и напутствовать их в деле собирания средств?

Костя кивнул.

Совещались арабы недолго. Сын Хоссама после слов отца нахмурился, но все же послушно кивнул. Зато дочь разрыдалась, бросилась на землю, обхватила ноги старика и долго не хотела вставать. Брату пришлось силой оттаскивать безутешную девушку.

«За отца переживают, – подумал Малышев. – Молодец девка».

Дети Хоссама Ашура уехали на следующее утро. Малышев даже выделил им двух верблюдов. Весь вечер дочь проплакала у колен отца, но изменить ничего не смогла.

Костя с Трондтом и Эйриком проводили их за пределы лагеря.

Очнулся Улугбек не скоро. Солнце скрылось за горизонтом, когда связанного русича, после удара по голове пребывающего в бессознательном состоянии, растолкали. В первые мгновения ученый даже не понял, где он находится. Вокруг него толпились воины в толстых джуббах, заросшие черными бородами; на лицах причудливо играли блики двух небольших костров.

Он лежал на потрескавшейся, выжженной земле. Сухие побеги какого-то кустарника, сваленные кучей, закрывали большую часть обзора, но и того, что было видно, археологу хватало, чтобы понять, что вокруг него сейчас находится намного больше двадцати человек, встреченных отрядом уже мертвого Абу Шура.

В человеке, который растолкал его, ученый с удивлением узнал своего давешнего переводчика, грека Димитрия. Лицо лекаря украшал здоровенный синяк, а халат был порван в нескольких местах, но бывший слуга не выглядел забитым и запуганным. Несмотря на тугие путы на ногах и связанные руки, грек излучал жизнелюбие и уверенность.

– Очнулись? Замечательно! – Он подмигнул ученому, удивленно рассматривавшему окрестности.

– Кто они? – После удара голова разламывалась от боли. На руке не хватало странного перстня.

Лекарь удовлетворенно хмыкнул и, пододвинувшись поближе, зашептал в ухо:

– Я сказал этим варварам, что вы – видный пленник моего бывшего хозяина, за которого тот намеревался выручить большие деньги у неверных. – Он виновато пожал плечами. – Это было единственное, что пришло в голову, чтобы сохранить наши жизни.

Улугбек Карлович попробовал сосредоточиться. По-видимому, он получил сотрясение мозга, так как его слегка подташнивало.

– И что теперь?

Грек кивнул на головорезов, толпившихся у большого чана.

– Они обыскали всех и теперь ждут своего главного, чтобы решить, что делать дальше.

Мысли путались и разбегались, в голове, занятой тугими волнами боли, звенели колокола, хотелось пить.

– А потом?

Вид ученого был достаточно красноречив, так что грек удержался от ответа. Вместо этого он пошарил за спиной, достал кувшин с отбитыми ручками и протянул его русичу. Сомохов припал в горлышку. Теплая вода приятно потекла в пересохшее горло.

– Я же говорю, они ждут главного своего. Главу… Командира. Потом будут решать, что делать с нами и с теми, кто сдался в плен.

Сомохов только сейчас заметил, что чуть дальше валяются связанными несколько арабов из отряда.

Предводитель нападавших появился только под утро. Когда гул в голове ученого наконец-то начал стихать и он уже надеялся на то, что сможет забыться в желанном сне, раздался топот копыт.

Три десятка хмурых всадников заполнили все свободное пространство. Вождем налетчиков оказался невысокий и уже немолодой воин в сером от пыли плаще. Обветренное породистое лицо с тонкими усиками и холеной бородой, расшитый золотом пояс и белый тюрбан, который носили только мусульмане, совершившие паломничество в Мекку, выделяли его среди остальных.

Проснувшиеся воины суетились, приводя себя в порядок, но этот человек не обращал на них никакого внимания. Он мельком осмотрел пленников, перевернул несколько тел убитых, что-то хмыкнул и повернулся к связанному Улугбеку.

– Твое лицо не знакомо мне, человек. – Языком общения мусульманин избрал латынь, так что ученый понимал почти все.

На смеси греческого, латыни и фарси Улугбек попробовал выдать за правду продуманную версию о том, что он просто один из христианских паломников, за которого друзья готовы выложить солидный выкуп, но мусульманин только покачал головой:

– Свою сказку можешь мне не рассказывать. – Голос его был сух. – Если ты понадобился посвященным, то ты не обычный человек. У тебя другая аура, ты говоришь и дышишь по-другому.

Он присел на заботливо подставленное седло. Воины, не понимавшие речи командира и пленника, почтительно толпились поодаль. Незнакомец медленно достал из рукава платок и устало вытер выступивший на лбу пот.