Движущиеся картинки - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Название ее крупными буквами было высечено над дверью — на случай, если какой-нибудь человек или органгутан его вдруг забудет.
НЕКРОТЕЛИКОМНИКОН.
Он вставил ключ в замок и вознес молитву богам.
— У-ук! — истово промолвил он. — У-ук!
Дверь распахнулась.
В непроглядной тьме еле слышно звякнула цепь.
— Она еще дышит, — проговорил Виктор. Лэдди скакал по кругу, захлебываясь от лая.
— Слушай, может, тебе имеет смысл расстегнуть ее одежду… Э-э… Так, просто мысли вслух, — спешно поправился Гаспод. — И нечего на меня так смотреть. Я обычный пес, мне откуда знать, что нужно делать?
— На первый взгляд все в порядке, но… Посмотри на ее руки, — указал Виктор. — Чем она тут занималась?
— Пыталась открыть вон те двери, — ответил Гаспод.
— Какие еще двери?!
— Вон те.
Склон холма куда-то подевался. Над песками вздымались теперь массивные бастионы каменной кладки; там и сям торчали древние колонны, похожие на подвергнутые флюоризации зубы.
Между двумя такими колоннами начинался сводчатый коридор. Бледно-серые двери, ведущие в него, были сделаны то ли из камня, то ли из дуба, который по прошествии лет перестал уступать камню в прочности. Одна из дверей была немного приоткрыта, однако открыть ее полностью помешал песок, на котором остались две глубокие борозды. Джинджер пыталась в одиночку справиться с огромной дверью.
— Глупо. Жара жуткая, а она тут двери открывает… — только и смог сказать Виктор.
Он перевел взгляд на море, затем покосился на Гаспода.
Лэдди вскарабкался на песчаную горку и принялся облаивать расщелину между дверями.
— Что это с ним? — спросил Виктор. Внезапно по спине у него побежали мурашки. — Ты смотри, у него аж шерсть дыбом стоит. Может, им овладело это ваше таинственное животное предчувствие чего-то недоброго?
— Сейчас его понос со страху охватит, вот и все, — ответил Гаспод. — Лэдди, место!
Послышался жалобный визг. Лэдди отскочил от дверей, кубарем скатился по склону песчаного холмика, но, поднявшись на лапы, снова зашелся в яростном лае. Теперь в его лае звучало подлинное негодование — так облаивают загнанную на дерево кошку.
Виктор потянулся и потрогал дверь рукой.
Несмотря на вечный голывудский зной, дверь отдавала холодком. И едва заметно вибрировала.
Виктор пробежал по ее поверхности пальцами. На двери явно что-то было написано, только буквы с годами стерлись.
— Странная дверь… — проговорил за его спиной Гаспод. — Если хочешь знать мое мнение, очень непростая дверь, необычная такая, видишь ли, она… — он глубоко вздохнул, — предвещает.
— Как это? Предвещает что?
— А разве обязательно нужно что-то предвещать? — хмыкнул Гаспод. — Достаточно просто предвещать — это уже плохо, можешь мне поверить.
— Очень большая дверь, — заметил Виктор. — Такие обычно в храмах ставят. Но зачем Джинджер понадобилось ее открывать?
— Неизвестно куда подевался целый склон, а на его месте появилась таинственная дверь, — пробормотал Гаспод, недоверчиво поводя мордой. — Это точно предвещает. Ладно, пошли отсюда куда-нибудь подальше, там все и обдумаем.
Из груди Джинджер вырвался протяжный стон. Виктор опустился на колени.
— Она что-то сказала?
— Понятия не имею, — пожал плечами Гаспод.
— Мне послышалось: «Ах, поставьте меня…»
— С ума сойти, — невозмутимо отозвался Гаспод. — Должно быть, ты прав, ей солнцем голову напекло.
— Действительно, лоб у нее горячий.
Виктор сунул под тело девушки руки и, чуть пошатнувшись, поднялся на ноги.
— Надо идти, — решил он. — Попробуем спуститься в город, а то скоро начнет темнеть.
Он последний раз окинул взглядом низкорослые деревца. Здесь как раз пролегала ложбина, значит, должна выпадать обильная роса — почему тогда растительность такая чахлая?
— А знаешь, я здесь, кажется, уже был, — сказал он. — Точно, мы здесь ставили наш первый клик. Тогда я и познакомился с Джинджер.
— Очень романтично, — отозвался Гаспод, который успел уже отойти на довольно приличное расстояние. Лэдди радостно прыгал вокруг него. — Если из этой двери вылезет какая-нибудь тварь, можешь звать ее Нашим Монстром.
— Эй! Да подожди же!
— Ногами шевели.
— Слушай, а как ты думаешь, куда я должен был ее поставить?
— Если б я знал…
Они ушли, и ложбину вновь заполнило безмолвие.
Вскоре солнце начало клониться к горизонту. Длинные косые лучи врезались в дверь, углубляя и удлиняя незаметные выбоинки в линии некоего рисунка, складывающегося, если поднапрячь воображение, в фигурку человека…
Человека, вооруженного мечом.
И с едва слышным шебуршанием снова потекла песчаная струйка. К полуночи дверь приотворилась по крайней мере на шестнадцатую часть дюйма.
Голывуд грезил.
И видел во сне свое пробуждение.
Рубина затушила в печи жар, перевернула скамьи на столешницы. Она готовила «Голубую Лаву» к закрытию. Оставалось задуть последнюю свечу, но троллиха решила задержаться перед зеркалом.
Он, как всегда, опять будет поджидать у выхода. До сих пор он не изменял этой привычке. А сегодня целый вечер сидел в таверне и чему-то загадочно улыбался. Наверное, придумал что-то.
Рубина переговорила кое с кем из девушек, которые работали в кликах, и очередным дополнением к ее туалету помимо боа из перьев стала широкополая шляпка, украшенная какой-то уграа — кажется, вишней. Девушки в один голос уверяли, что средство это безотказное, бьет наповал.
Беда Рубины была в том, что она, э-э, не умела отказывать. Испокон веков ни одна троллиха не могла устоять перед троллем, который походил на увенчанный яблоком монолит. Предательские инстинкты во весь голос орали Рубине, что эти длинные клыки и кривые ноги есть предел мечтаний любой молодой троллихи.
Конечно, нынче в моду входили другие тролли; такие, например, как Утес и Морри, которые умели отличить нож от вилки. Но все же было в Детрите нечто такое, что-то надежное. Может, то, как он опирался руками о землю при ходьбе… А еще Рубине очень нравилось то, что она гораздо умнее своего избранника. Детрит мог служить иллюстрацией тупой непрошибаемости, что, надо признать, подкупало. Ничего не поделать, опять те же инстинкты — среди троллей интеллект никогда не считался признаком настоящей породы.
И потом, надо признать: перья всякие, шляпки, но ты вот-вот перевалишь за четырнадцатый десяток, и весу в тебе четыреста фунтов, что не есть модно.