Дурдом - Илья Рясной

Только вот как вычислить эти самые координаты законспирированной базы? Установить за клиникой круглосуточное наружное наблюдение? Глупо и бесполезно, Во-первых, его сразу срисуют. Во-вторых, в машины «скорой помощи», выезжающие с территории, не залезешь. Остается техника. Однако, учитывая уровень противника, нетрудно было предположить, что он учтет и возможность такого хода. Нужна была военная хитрость. Мы думали-думали, и наконец придумали.

Для шифровок мы выбрали не слишком мудреный код. Мы исходили из того, что профессор не удержится и попытается прочитать послания. Так пусть ему это удастся. Завидев сообщение, где я расписываю его преступную деятельность, он может сделать два вывода. Или примет все за чистую монету, решит, что оперативник нарыл вагон компры и потому вполне созрел для промывки мозгов и привлечения к сотрудничеству. Или же посчитает, что милиция специально закинула крючок в виде шифровки, чтобы он его заглотнул и раскрылся. Но это имеет смысл, если у оперативника есть связь с волей. Какая? Техническое устройство. Где оно? В записной книжке, с которой оперативник не расстается ни днем, ни ночью. Она напичкана микроаппаратурой, по западным расценкам тянущей на несколько десятков тысяч долларов. Что делать? Очень просто. Включить глушилку в кабинете, отобрать у опера записную книжку, а потом спокойно тащить на базу и обрабатывать в свое удовольствие… Вот только не учел подлый враг одного момента. На пальце Гоши Ступина пристроился фамильный золотой перстень. Но если очень внимательно присмотреться, то можно было понять, что это не тот перстень, что был две недели назад, а его копия, в которую вмонтирован импульсный пеленгатор — уникальная штуковина, сработанная чекистскими гномами в подземных волшебных пещерах-лабораториях. Как этот пеленгатор работает — ума не приложу, там какие-то направленные волны, спутниковые приемники, компьютерная обработка данных. В общем, в случае активизации он позволяет безошибочно установить координаты. Так и дошел наш СОБР лесами и болотами до избушки на курьих ножках, где черные злыдни творили свои черные дела,

— Теперь ты рассказывай, что узнал, — предложил шеф. Состояние моего здоровья было далеко от эталонного. У наших медиков не было, как у Дульсинского, средств, нейтрализующих парализатор. Но я собрал свои слабые силы и выложил шефу все. Не одному же мне мучаться. Пусть теперь и у него голова поболит.

— Марсель Сидоров у них главный, — шеф был, мягко говоря, оглоушен новостью, что, впрочем, неудивительно. — Кто бы мог подумать. Недоучившийся медик, мастер спорта по дзю-до. На пятом курсе медицинского института заболел душевным расстройством. Попал на излечение к Дульсинскому.

Считалось, что профессор вылечил его и оставил при себе как помощника и телохранителя, дабы уберечь его от рецидива болезни. Выходит, все получилось наоборот — Марсель свел с ума Дульсинского и подчинил его своей воле.

— Скорее всего у Дульсинского еще до встречи с Марселем был большой термометр в голове, — сказал я. — И Марсель использовал это обстоятельство.

— Значит, «Пирамида», — вздохнул шеф. — Прикажешь так и доложить руководству?

— Ничего не попишешь. Как говорят американцы — угроза национальной безопасности.

— А она осталась у нас; национальная безопасность? — махнул рукой шеф.

— Может, Марсель прав и лучше, если они возьмут руль? — усмехнулся я через силу.

— Они тебя точно не успели обработать?

— Точно.

— Здрассьте-мордасти, — послышался знакомый голос. В дверях палаты материализовался шкаф, в котором нетрудно было опознать Донатаса.

Залежи бананов, похоже, в Москве истощились. В руке У Донатаса был кулек с апельсинами.В эфире «Час правды». Андрей Карабасов допрашивает главу администрации одной из областей. Глава с каждой минутой становится все более нервным и бледным,

— Говорят, что у вас в городе процветает рэкет, —

Осуждающе хмурится Карабасов.

— Кто говорит?

— Вот статья. Так и написано «с попустительства областной администрации»…

— Провокация.

— А где денежки на детское питание?

— Дети проели.

— Ах, де-ети… А вот тут еще пишут…

— И это провокация!

— Ах провокация… Скажите честно, вы взяточник?

— Да вы что?

— Вы вор?

— Грязная провокация!

— А, может, вы рэкетир?

Рука главы тянется к дежурному стакану с «Кока-Колой»… Обтекающий Карабасов восклицает:

— А, так вы хулиган!

Рекламная пауза. После паузы диктор радостно сообщает:

— А сейчас передача «Лос-Анджелес-город грез».

Я убавил звук. Уже вечер. За окнами темнота, шум моторов, звяканье трамвая, рев милицейского мегафона: «Граждане, разойдитесь. Розничная торговля здесь запрещена».

Я в печали. Не в тяжелой, тягучей и гнетущей, а в легкой, даже немного приятной. У дивана лежал большой пакет с солеными орешками и стоял ящик пива «Гроссер» — половина банок уже опустели. За сегодняшний день я посмотрел по второй программе «Терминатор-2», по первой — новый фильм о жизни и приключениях героя румынского народа графа Дракулы, передачу Андрея Карабасова. Теперь осваивал «Лос-Аннджелес — город грез».

На дворе уже осень. С момента моего освобождения из лап сумасшедшего профессора и его командира прошло больше двух месяцев. Я отлежал в госпитале, отпечатал на машинке целый том избранных рапортов, объяснительных и докладных записок.

За то время, что я пробыл в желтом доме, мне были положены отгулы, которыми я наконец воспользовался. Клара окончательно куда-то исчезла, так что я имел возможность скучать в полном одиночестве, пить пиво, закусывать солеными орешками и смотреть телеящик, проверяя правдивость утверждения Марселя о злокачественных болезнях общественного сознания.

Неожиданно затренькал дверной звонок — настойчивый, требовательный. Кого это принесла нелегкая на ночь глядя? Я никого не жду. Уж не гонцы ли от «профессора Мориарти»?

Может, он решил все-таки мне доказать справедливость последних слов, сказанных мне, о совершенной мной глупости?

Я вынул из ящика стола пистолет и направился к двери.

— Кто там?

Нет ответа.

Помня заверения Марселя об их гуманности, надеясь, что через дверь стрелять не станут, а заодно рассчитывая на металлическую обшивку и кусок наложенного на дверь пуленепробиваемого стекла (а как же иначе: мой дом — моя крепость) я посмотрел в глазок… Так, знакомые лица. Я поморщился и начал открывать замки.

— Ну? — спросил я выжидательно.

— Ты меня, наверное, ненавидишь.

— Не так чтобы очень.

— Правда? — Клара порывисто и с готовностью бросилась мне на шею, орошая мою жилетку горючими слезами. — Я так виновата перед тобой. Я, видимо, круглая дура.