Авантюристка. Возлюбленная из будущего - Наталья Павлищева

– Это танго. «Кумпарсита». Конечно, исполнение оставляет желать лучшего, вы правы, но мы репетируем.

– Что?!

У него иссяк словарный запас? Но я остановиться уже не могла, снова встала, как скаут, и отрапортовала:

– Научимся.

Может, ему «Марсельезу» спеть? Я могу.

– Немедленно в монастырь!

Я могла бы сказать еще какую-нибудь гадость, но решила не рисковать, а то отправят в разные монастыри или детей с собой не позволят взять. И все же ляпнула:

– Яволь, майне герцог!

Пожалуй, хватит…

Шарль все-таки задал интересующий его вопрос (и тем подтвердил, что он действительно не Арман):

– Как вам удалось практически ничего не потратить за все время?

Ух ты! Арман содержал меня в Тонкедеке на свои кровные? Какая щедрость… вернется – придушу, но скажу спасибо. Нет, сначала скажу спасибо, потом придушу.

Шарлю я сообщила проникновенным тоном:

– Мы оч-чень экономные, герцог, ну, о-о-ч-чень!

В монастырь нас отправили в один, чем немало порадовали. А вот детей взять с собой не позволили, как я ни просила. Собственно, я слишком не настаивала по одной причине – в какой-то момент вдруг осознала, что герцог сам не очень хорошо знает, где наша малышка и что с ней, следовательно, Арман сумел спрятать Шарлотту. Если я буду настаивать, то ее попросту разыщут, и будет только хуже. Сидони последовала моему примеру.

Аббатисой в монастыре была сестра Шарля, с виду добродушная молодая дама. То, что нужно!

Но я ошиблась, под маской добродушия скрывалась упивающаяся своей властью ханжа. При первой же попытке договориться, она отреагировала, на мой взгляд, неадекватно.

– Вы поможете нам бежать?

– Бежать? Ни в коем случае. Вы должны осознать пагубность вашего поведения для вашей же души. Это ради вашего спасения.

Черт возьми, откуда эта святоша взялась на мою голову?! Герцог Мазарини знал, к кому нас отправлять. Оставалась, правда, надежда, что аббатиса прикидывается. Ладно, завтра разберемся.

На наше счастье, нас с Сидони поместили вместе да еще и в каморке под крышей. Потом я поняла, что аббатиса просто опасалась нашего дурного влияния на остальных монахинь и в качестве особой меры поселила отдельно от всех. А еще, что крошечная, холодная и пыльная каморка, насквозь продуваемая сквознякам и, видно служившая чуланом для ненужного хлама, была выбрана в качестве дополнительного воспитательного средства.

Обнаружив такой факт, мы развеселились и полночи вспоминали, как танцевали и фехтовали в Тонкедеке, за что и попали в клетушку под монастырской крышей. Правда, существенные недостатки нашей каморки прочувствовали уже этой ночью. В ней было холодно, гуляли сквозняки, а крошечное оконце, больше похожее на кошачий лаз, не имело стекла. Кровати представляли собой простые деревянные короба, тонкие продавленные за много лет матрасы казались простыми подстилками. Серое от многолетнего использования белье, плоские, чуть толще носовых платков подушки и такие же одеяла не создавали даже намека на комфорт.

Все это больше походило на тюрьму, чем на монастырь. Впрочем, я не жила в монастырях и не знала, на чем спят и чем укрываются настоящие монахини. Все равно понятно, что нам уготовано серьезное испытание.

Утром нас еще до рассвета разбудила монахиня:

– Сестры, пора на молитву.

– Что?! – я чуть не запустила в нее хилой подушкой, под которую всю ночь пришлось подкладывать собственный кулак, чтобы голова не оказывалась ниже туловища. Я сплю на боку, а потому для меня тощая подушка равносильна ее отсутствию.

Сидони и вовсе не проснулась.

В тот день мы остались не только без завтрака, который проспали, ведь завтракали сестры сразу после молитвы, то есть на рассвете, но и без обеда. Этого мы лишили себя сами. Скептически осмотрев баланду с кусочком плавающего в ней сала, я отодвинула миску от себя:

– Это кушать невозможно.

Сидони уже и без моей подсказки сидела, ожидая жаркое.

Сестры, шустро работая ложками, не обращали на нас ни малейшего внимания. Потом мы узнали, что это тоже была тактика нашего перевоспитания.

Второго мы не получили, поскольку его накладывали в ту же миску, а наши остались полными. Но, увидев месиво из овощей, которое одна из монахинь раскладывала по опустошенным мискам из большого котла, я не пожалела, что не стала вылизывать свою посуду, чтобы получить после супа второе.

Я встала, демонстративно взяла со стола кусок хлеба, темный и довольно сухой, и направилась к двери. Сидони поступила так же. Путь нам преградила помощница аббатисы:

– Еду нельзя выносить.

Ах так?! Я сунула кусок ей в руки и довольно громко объявила:

– Я сообщу Его Величеству, что герцогиню Мазарини морят голодом.

Сидони хлеб вынести не помешали, но я от предложенной половины куска отказалась. Лучше не есть совсем. Чтобы заглушить чувство голода, попила воды и легла на постель, закинув руки за голову. Разглядывая паутину на потолке, я размышляла. Конечно, никто мое письмо отсюда во дворец не доставит, герцог не настолько дурак, чтобы позволить жаловаться на него. Сидони изложила мне это же, но обсудить наше положение мы не успели, за мной пришла монахиня с приглашением к аббатисе на беседу.

«Молодая, а хваткая», – мысленно отметила я. Аббатиса вовсе не собиралась нам потакать, она коротко объяснила, что правила для всех одинаковы, мы должны есть вместе с сестрами и то, что дают, должны присутствовать на всех мессах, молитвах и просто во время занятий рукоделием, когда сестры вышивают, собравшись вместе и ведя духовные беседы…

Я резко прервала:

– Нет!

– Что нет?

– Я не намерена портить желудок, потребляя то, что видела сегодня в качестве трапезы. Это раз! Никакой вышивки, у меня к ней идиосинкразия. Это два!

Аббатиса поднялась в полный рост, я осталась сидеть, в конце концов, я не стриглась в монахини, чтобы ей подчиняться.

– Вы будете подчиняться правилам монастыря! И не надейтесь, что вас отсюда скоро заберут, вас поместил в обитель ваш супруг, мадам, не забывайте об этом. – Ноздри аббатисы дрожали от гнева, незаметно она перекрестилась, видно, сама себя за этот гнев осуждая.

Мои глаза, напротив, смотрели спокойно, даже без вызова.

– Мадам, вы слишком разволновались, разве это позволительно при вашей должности?

– Я не мадам!

– Мне все равно. Кроме моего супруга, у меня еще есть брат и сестры, кстати, одна из них в Риме. Если она не получит в определенное время мое письмо, то немедленно примется меня разыскивать. Но еще важней то, что я нужна вашему брату, моему, к несчастью, супругу. Только я могу обеспечить ему полное получение наследства кардинала. Возможно, вы не знаете, но он-то знает. Передайте моему мужу, что я ведь могу потребовать расторжения брака. А для начала объявляю голодовку!