Точите ножи! - Андрей Евгеньевич Фролов

тот день, в правый бок угодила лишь одна (еще четыре покромсали толпящихся у лотка завсегдатаев, но это немного другая история).

Я охнул, зашипел, отлетел в сторону, грохнулся на левое колено и выдернул из-под пальто «Молот». И с почти облегчением подумал, что Господин Киликили не удержался, и уже через пару минут вся удивительная подноготная станет достоянием Моноспектральной Чапати… но тут заметил стрелка. И мгновенно решил, что к знаменитой «Уроборос-гуми» тот не имеет ни малейшего отношения.

Даже на первый взгляд он не выглядел ни казоку-йодда, ни наемником Нижнего Города. Конечно, в теории это и правда мог оказаться специально подготовленный, прошедший жесточайшие школы убийственных тренировок хатьяра [1]… может даже не солирующий, а входящий в профсоюз «Добродетельных Садовников»… намеренно замаскировавшийся так, чтобы вызывать лишь жалость и смех… но я все же решил, что это не так.

Действительно, что за чушь⁈ Для столь рискованной и антирепутационной работы в самом пекле Бонжура «Уроборос-гуми» уж обязательно раскошелилась бы на субтильного самца в шкуре-котокаге [2]! Чтобы выполнил работу без следов, чтобы смерть с небес, один удар и лишь размытый силуэт невидимки, удирающего по крышам и балконам.

У моего же противника из всей его шикарнейшей маскировки выделялся лишь безразмерный пыльный балахон, под которым что-то копошилось и сучило лапами в неловких попытках перезарядить башер.

Я чуть не расхохотался. Пожалуй, куда больше толку было бы, притрись бедолага ко мне на перроне транзита и исцарапай отравленными когтями…

Щелкнув предохранителем «Молота», я уже навел ствол на его дерганый силуэт, но несостоявшийся убийца вдруг заверещал от бессилия и злобы, и блохой сиганул в толпу переулка. Я опустил башер. В конце концов, это мои район и улицы, и, в отличие от бесполезного выродка, зацепить кого-то шальной фанга я права не имел…

Но улица платит, всегда платит той же монетой, и вот вдогонку стрелку сорвалась парочка мелких бездомных крысюков, которым я время от времени приплачиваю за своевременную шустрость, правильную болтливость и избирательную зоркость.

Я поднялся на ноги, осторожно ощупал отбитый фанга бок и спрятал «Молот» в кобуру. Вокруг роились чу-ха, как суетящиеся над ранеными соседями, так и пытающиеся миновать переулок сквозь образовавшуюся пробку.

Хвостатые недовольно шипели и скалились, в лапах виднелись выхваченные ножи, дубинки и даже башеры; свидетели нападения наперебой советовали друг другу, что делать с пострелянными сородичами, и весьма недружелюбно поглядывали на высокую бледношкурую причину пальбы. Впрочем, открыто никто не бранил, и то ладно.

Двоих окровавленных умостили на импровизированные носилки и шустро потащили в сторону ближайшего комплеблока. Остальных, прошитых не так страшно, прямо на месте заливали «жидким бинтом», а расщедрившийся хозяин кранов угощал обоих бесплатным элем. Несмотря на то, что одну фанга я таки тоже словил, мне пенного напитка предлагать не спешили…

Впрочем, эля-то мне как раз и перехотелось. Неопределенно помахав толпе скрещенными пальцами, я развернулся и побрел в нору, ни на секунду не переставая думать, как нелепо все едва не закончилось.

Заперев дверь, сбросил пальто прямо на пол, со стоном снял кобуру и осторожно расстегнул безрукавную бронекуртку, отныне ставшую неотъемлемым предметом гардероба.

Тяжело обвалился в объятья дивана, пристроил снятую броню на коленях. Щелкнул раскладным ножом и аккуратно поддел клинком вгрызшийся металлический шип.

Фанга оказалась толстой и не очень длинной, почти не деформированной; такие рассчитывались на мощные повреждения внутренних органов, но не очень-то славно справлялись со вспененным алюминием. К моему счастью, конечно.

Закончив любоваться смертоносным стержнем, я нашел в шкафу фанерную коробку, в каких дорогие лавки продают бутылки выдержанной паймы. Сдвинул крышку, задумчиво перебрал пальцами содержимое и бросил чуть смятую фанга к ее одиннадцати дружкам, которых Ланс фер Скичира в свое время выковыривал из собственного мяса, экранирующей сетки пальто, мебели, обшивки фаэтона, подкладки рюкзака, заднего колеса гендо, и даже толстого свиного стейка в одном из лучших кабаков Ишель-Фава…

В дверь осторожно поскреблись.

«Молот» оказался в руке, а задержанный воздух покинул легкие только после того, как системная консоль жилища показала мне стайку уличных шустриков, скопившихся в подъезде у моего порога.

Выслушав их визгливую, сбивчивую и воодушевленную предстоящей наградой болтовню, я бросил вожаку законную горсть юнов, за которые тут же началась полушутливая драка, и снова заперся в норе.

Мальцы сказали, что незнакомец был дерганным типом (впрочем, это я заметил и сам), с вечно поджатым хвостом и неприятным шипастым взглядом. Одет при этом он оказался куда богаче простого уличного гуляки, пальцы имел холеные, а нелепый балахон выбросил у станции транзита.

Кстати, вот он, мы подобрали. Тут еще остался запах, мы его в пакет завернули. Можно вычислить борфа, если за отдельную плату, ну и если добрый терюнаши еще за срочность накинет, сисадда?.. Нет, ребятки, не нужно, вы и так помогли; а теперь куо-куо, проваливайте-ка вон…

Я взвесил факты.

Теперь сомнений почти не осталось: если на улице я лишь мельком видел край его морды под капюшоном, то теперь еще сильнее уверился, что столь нелепую и дилетантскую попытку подстрелить меня в родном районе на глазах у стаи зевак предприняли вовсе не посланцы Шири-Кегареты, а ублюдок Скрот Мокки. Лично. И совершенно бестолково.

Выходит, Песчаный Карп все еще держал данное слово. Во всяком случае, пока. Я был жив, и никто из мордоворотов грозной казоку не пытался изменить это хрупкое обстоятельство. Многочисленные каналы «мицухи» тоже молчали, не выдавая ни единого упоминания о случившемся в «Слюдяном мосте».

Именно в тот момент я окончательно убедился в робких ранних догадках… именно после этого связался с Перстнями и решился признаться, что готов кое-что рассказать о его деле. Да, мне пришлось немного подсочинить, что гаденыш Скрот таки кое в чем раскололся, и теперь Галло Ш’Икитари тоже обязан об этом узнать, но разве это важно?

И вот (не прошло после уличной пальбы и семи часов) я обосновался в кафе «Стебель» на северно-западной, самой обтрепанной оконечности Глянца, наслаждаясь великолепным видом на впечатляющий монумент Пяти Безмятежных Детенышей, и ждал своего непростого клиента.

Несмотря на договоренность, Перстни опаздывал, вынуждая меня слушать несказанно утомивших «8-Ра», гремевших из каждого угла с песнями, похожими друг на друга, будто фанга в моей кассете.

Напустив на себя намеренно скучающий вид, я легко кивал в такт их ужасающим композициям, не забывая осматриваться куда более внимательно, чем раньше. И задумчиво поглаживал сразу два гаппи, защелкнутых на левом запястье.

Грустная ироничная усмешка пришла сама собой — придурок Скрот не мог и помыслить, как близко оказался к открытию шкатулки с множеством крайне гадких сюрпризов,